Александр Балыбердин - Былинки. Истории из жизни священника

Решили выехать 4 марта, ранним утром. Сразу скажу, что больше никогда и никуда в этот день я не ездил и не поеду, и вот почему.

Едва наша казённая «Волга» выехала за город, начался снегопад, который спустя полчаса превратился в пургу. Из-за чего у Просницкой горы скопилось с десяток «камазов», которые не смогли в нее подняться. Однако нас это не остановило.

К обеду мы были в Зуевке, в кабинете главы района, который ещё раз попытался отговорить нас от поездки. К тому времени пурга уже превратилась в буран, но за спиной было полторы сотни километров, а до Рябово оставалось всего десять, и мы решили рискнуть.

Где-то на середине этого отрезка пути снег повалил столь плотной пеленой, что нам с Олегом, в ярких, разноцветных куртках пришлось, по очереди, бежать перед машиной и показывать водителю дорогу. Но это не спасло. Ровно на середине пути наша «Волга» провалилась передними колесами в снег и встала как вкопанная, в прямом смысле этого слова.

Дело к обеду. Вокруг никого. Мороз крепчает, а буран не стихает. Что делать? Принимаем решение – водитель остается в машине, а мы бежим назад, к федеральной трассе, в надежде поймать машину и уговорить шофера вызволить нас из снежного плена. Не замерзать же в поле!

Прощаемся и бежим. По пути встречаются такие же, подобные нам бедолаги, которые с надеждой смотрят нам вслед. На бегу приходит мысль – надо помолиться святителю Николаю. Тем более что мы оба знаем тропарь. Чем ближе к трассе, тем наша молитва звучит громче и жарче.

Вот и перекресток. Останавливаемся, чтобы оглядеться. Однако вокруг, как назло, никого. Только пронизывающий ветер, сырой, липкий снег и поле, медленно взбирающееся по склону холма к деревне Мухино.

Неожиданно, в дальнем углу этой унылой картины появляются две маленькие точки и начинают медленно спускаться с холма по направлению к федеральной трассе. Все ближе и ближе. Я смотрю и не могу поверить своим глазам. Да, это же два грейдера! Огромных, жёлтых, разгоряченных и неимоверно уставших за несколько часов, пока продолжается метель.

Обалдев от такой удачи, мы бросаемся наперерез, громко крича и размахивая руками. Словно, проведя полжизни на необитаемом острове, заметили на горизонте спасительный корабль.

Тормозим грейдеры. Однако водители наотрез отказываются прийти нам на помощь. Поскольку уже с утра в полях, не обедали и только что получили новое задание. Приходится пойти на хитрость, сказав, что по дороге на Рябово застряла губернаторская «Волга».

В итоге, высказав «без диктофона и протокола» все, что они об этом думают, водители решают разделиться. Один отправляется выполнять полученное задание, а второй соглашается спасать губернатора. Я еду с ним, а Олег остаётся на трассе, так как места в кабине мало.

В дороге мне приходится выслушать все, что наш спаситель думает о погоде, власти, начальниках, попах и, лично, художниках Васнецовых – «поповских детях и бездельниках, которые непонятно зачем кисточками махали, а теперь государство, на наши народные деньги открыло музей, который никому не нужен».

Двигаясь в буране, почти на ощупь, грейдерист выдергивает из сугробов машину за машиной и, наконец, нашу «Волгу». Не обнаружив в ней губернатора, он добавляет пару крепких слов и уезжает восвояси. Мы же возвращаемся домой и, подобрав на трассе Олега Чарушина, узнаем, что за целый час мимо него не проехало ни одной машины. И только тогда я понимаю, что, если не святитель Николай, сидеть бы нам в сугробе до позднего вечера, а, может, и всю ночь.

А еще говорят, что чудес не бывает!

Однажды мы с супругой Ириной и маленькой дочкой Настей поехали в село Быково, в гости к двоюродной сестре, и сели не на тот автобус. Пришлось выйти на повороте и бежать в центр поселка Кумены, к зданию почты, откуда в шесть часов вечера в нужное нам село отправлялся последний автобус.

Мы бежали по хрустящему на морозе снегу, под звездным небом и молились: «Господи! Если Ты есть, сотвори чудо! Не оставь нас в этом поселке». В котором, добавлю, у нас не было знакомых, поэтому ночевать пришлось бы на улице или, в лучшем случае, на автостанции. Стрелки на часах давно миновали заветную отметку, но мы не сдавались и все равно бежали и бежали. Мимо чужих домов, заборов и машин, которые, сколько не голосуй, не останавливались.

Наконец, показалась площадь, и на ней, в дальнем углу, автобус. Помню, увидев его, я так громко закричал «стой!», что сам испугался. Но автобус стоял с работавшим двигателем, и нас никто не услышал. Спустя несколько секунд, и мы влетели в него, как выпущенный из пращи камень. Весело и решительно.

– На Быково? – спросил я, задохнувшись от бега.

– Ага, – кондуктор дожевала пирожок.

– А почему не едете? – поинтересовался я, усаживая дочь на свободное кресло. – Ведь уже десять минут седьмого!

Водитель посмотрел на часы.

– И, правда, чего это я не еду?

Он снова бросил взгляд на часы, затем на кондуктора, включил передачу и дал полный газ. Мы были спасены.

С тех пор, вспоминая этот случай, я всегда думаю о том, что, когда о чем-то просишь у Бога, то на Него надейся, а сам не плошай. Не сиди сиднем и, что можешь сделать сам, сделай! Смело и решительно, до конца. А Бог не оставит.

Сегодня день моей хиротонии, и уже совершается литургия, за которой я стану священником. Владыка Хрисанф служит не спеша, важно и чинно, внимательно прислушиваясь к каждому слову и звуку. «По старинному», как говорят отцы. И от того сердце еще больше трепещет – а вдруг я ошибусь и подведу, не оправдаю его доверия?

Хотя все, что мне нужно – произнести одну малюсенькую ектенью, начинающуюся словами «Паки и паки», то есть «снова и снова» Господу помолимся. Всего три прошения, которые я уже не раз произносил. К тому же по книжке – «Служебнику», который я держу в руке. Вот и вся задача. Неужели не справлюсь?

Выхожу на ектенью. Встаю перед Царскими вратами. Хор заканчивает очередное песнопение, и в огромном Успенском соборе, вмещающем до тысячи человек, воцаряется тишина. Я открываю «Служебник», возвышаю руку с орарем и читаю глазами «Паки и паки», а вслух на весь собор громогласно возглашаю: «Миром Господу помолимся!»

Хор тут же, ничтоже сумняшеся, подхватывает: «Господи, помилуй!» А у меня мурашки по телу. Но не от пения хора, а от того, что ошибся. Надо же было так опростоволоситься! Вот, уж, поистине, «смотрит в книгу, а видит фигу»!

Однако деваться некуда. Возглашаю до конца ектенью, захожу в алтарь и сразу к архиепископу Хрисанфу: «Владыка, простите!»