Евгений Иванов - Музыки верный солдат. Воспоминания

Едем в пассажирском вагоне. Кто молчит, переживает, кто байки всякие заводит, словом, проявляется характер людей, определяются лидеры. Вот с какой-то полки доносится чья-то «рассудительная» речь: «Скукота-то какая! Не знаю, что и делать: то ли спать лечь, то ли жрать начать снова?» Понемногу стали успокаиваться, затихать, и всё явственнее стал слышаться стук вагонных колёс…

Вдруг ночью раздалась команда: «Выходи из вагонов». Вышли на платформу – не помню, что за станция, но это было ещё не так далеко, в наших краях, во всяком случае, не далее Владимирской области. С нашим железнодорожным комфортом было покончено. Теперь нас поселили в товарный вагон с заранее подготовленными нарами.

Теперь мне идёт уже шестьдесят восьмой год… Очень многое в жизни уже позади… Можно (да, пожалуй, и пора) подводить итоги. Что касается моих друзей, то итоги, видимо, будут уже окончательными. Настоящим другом моим был только один человек – Шамиль Агишев 3 3 Шамиль Аминович Агишев (1922—1943) – участник Великой Отечественной войны, переводчик штаба 5-й гвардейской воздушно-десантной бригады. Родился в 1922 в Пензе (по другим данным – в Казани). В 1940 г. поступил в московский энергетический институт. Летом 1941 г. мобилизован Татарским военкоматом. С сентября 1941 г. по декабрь 1941 г. обучался на курсах военных переводчиков при военном факультете 2-го Московского государственного педагогического института иностранных языков. После окончания курсов и присвоения звания лейтенанта в апреле 1942 г. был направлен в воздушно-десантную бригаду для службы переводчиком в штабе батальона, а в 1943 г. – в 5-ю гвардейскую воздушно-десантную бригаду под командованием гвардии подполковника П. М. Сидорчука. Погиб в ходе Днепровской воздушно-десантной операции по высадке десанта в тыл немецких войск. . Родом из Казани, татарин. К началу войны окончил один курс какого-то института в Москве. Был на год старше меня.

Наши жизненные дороги сошлись в августе-сентябре 1941 года в большом военном лагере под Горьким <���теперь – г. Нижний Новгород, примечание составителя> , в запасном стрелковом полку. Мы оба находились там, но познакомились лишь тогда, когда вместе оказались в одной небольшой группе солдат, которую приехавшие из Москвы специалисты отобрали для учебы на курсах военных переводчиков. Эта группа была отправлена пешком из лесного лагеря (кажется, он был около ст. Ильино) в Горький. В ней было около двадцати человек, меня назначили старшим (жалею, что потерялась моя записная книжка, в которой я тогда записал фамилии всех, кто оказался в этой группе).

В Горьком нас поселили… в Кремле (солидно! – но это «с одной стороны»), но в каком-то одноэтажном каменном помещении. Это был или склад, или конюшня (это «с другой стороны»…). Словом, «разместились» мы на полу, на досках. Кстати, до сих пор мы еще не имели полного обмундирования. У меня, правда, был бушлат и простреленная фуражка, выданные ещё в лагере, но я был в своих брюках и ботинках. Всё-таки было как-то особенно приятно иметь ещё что-то свое, домашнее, родное…

В Кремле, который целиком представлял собой «перевалочный пункт», были крупные части – батальоны, полки, и случилось так, что нашу маленькую группу не поставили на довольствие. И к ночи мы загрустили основательно: после очень голодной жизни в лагере целый день быть без пищи, да после пешего похода… Я лично решил экономить уже ослабшие силы и сказал Шамилю – мы уже стали находиться рядом, – что лягу и буду лежать до тех пор, пока нас не накормят…

И вот, когда в нашем сарае стало совсем темно, лежавший рядом со мной Шамиль, шепотом, чтобы больше никто не слышал, сказал: «Знакомые ребята дали мне на дорогу полбуханки хлеба. Бери – ешь». Только тогда и только там, около месяца живя впроголодь в лагере, можно было оценить, что такое дать полбуханки хлеба! Это казалось богатством, сокровищем… Вот она – манна небесная!.. Шамиль отломил половину и дал мне. Мы оба впились в эти куски хлеба. Я съел два-три куска и вдруг, мне стало плохо… Больше есть я не мог и вскоре уснул.

Накормили нас в Кремле лишь на другой день вечером. Днём мы попытались раза два штурмом взять столовую, но группа была очень мала, да и сил почти не осталось…

На следующий день нас отправили на поезде в Москву. Прибыли на Курский вокзал. Нас повели обедать в ресторан вокзала (!). Ресторан как таковой, видимо, перестал функционировать, а может быть, работал только вечером, и вот наша одичавшая от лесной жизни и голода «братия» уселась за сервированные ресторанные столики. Бывает же!.. На столах полный набор посуды: ложки, вилки, ножи. Ну, ложки, ладно, а от вилок и ножей, да таких, мы уже отвыкли. Все сидели притихшие, зачарованные таким зрелищем… И вдруг официантки (!) приносят нам ресторанный обед, сначала – первое, потом – второе и напоследок – чай!

Ах, как это было здорово, как вкусно… И каждый вспоминал свой дом, домашние кушанья и как-то неловко орудовал вилкой и ножом, словно заново учился ходить по земле после долгого перерыва из-за невозможности это делать постоянно. В зале царила торжественная тишина…

А затем нас ожидал ещё один сюрприз. Выйдя из ресторана на площадь перед Курским вокзалом, мы увидели несколько продавщиц, стоявших на тротуаре с ящичками, висевшими у них на ремнях, перекинутых через плечо. А на ящичках – ромовые бабы (была же когда-то такая вкуснятина!) и стаканчики с горячим кофе. Деньги у нас были – каждый сколько-то взял с собой из дома, но до сих пор тратить их было негде и не на что. И вот!.. Конечно, все бросились к продавщицам и отвели душу. Как это ни странно, но 10 сентября 1941 года в Москве ещё можно было свободно и недорого купить даже такие изысканные яства. Но так продолжалось недолго.

Вот так встретила нас Москва. Настроение наше, конечно, немного улучшилось. Тем более, что после этого нас направили в центр Москвы, на ул. Мархлевского, которая начинается от ул. Кирова в районе площади Дзержинского. Там, в великолепном московском здании, нам предстояло пройти четырехмесячный курс военных переводчиков при 2-м Московском государственном институте иностранных языков. И вдруг – снова сюрприз. Всей нашей группе (разумеется, каждому по отдельности) решили сделать еще один экзамен! Мы приуныли. Выбраться из того голодного лагеря, приехать в Москву, почувствовать себя студентами столичного ВУЗа (хотя бы на четыре месяца), оказаться в интеллигентном обществе, в отличных условиях и вдруг, при случайной неудаче на экзамене, снова вернуться в тот лагерь или куда-нибудь еще в том же роде?! Лучше бы уж тогда и не появлялась эта радужная перспектива. Тем обиднее, что кто-то бы ведь остался – большинство! А кто-то – единицы – побрели бы обратно… Это было бы мучительно тяжело.