Евгений Иванов - Музыки верный солдат. Воспоминания

Ощущения при первом прыжке

Перевод части в район Ржевского (Рижского) вокзала

Известие о том, что отец пропал без вести

Встреча в Москве с дядей, Сергеем Григорьевичем

Военный эпизод, рассказанный дядей: о том, как их автомобиль оказался в колонне немецких машин

Кинотеатры в Москве, увлечение Шамиля пивом

А он, тот поворот, приближался. В середине января, после успешной сдачи то ли экзамена, то ли зачёта, и ровно через четыре месяца после начала обучения нам объявили об окончании курсов и присвоении нам офицерских званий.

Теперь предстояло отправиться на фронт. Но прежде нам нужно было добраться до Куйбышева. Железной дороги от Ставрополя-на-Волге до Куйбышева не существовало, и нам предстояло отправиться в дорогу на санях. В середине января, в сильный мороз, утвердившийся в ту пору на приволжских просторах. Не помню, сколько это было километров, сколько времени занял этот путь. Но очень хорошо помню, что ехать на санях в одной шинельке да кирзовых сапогах с широкими голенищами, куда сразу же забирался морозный воздух, было очень тяжело. Приходилось то и дело слезать с саней и идти вслед за ними, чтобы хоть немного разогреться (бежать было нельзя из-за большого снега), а потом опять садиться в сани. В каком-то селе остались переночевать. Это был рай – после многочасового пути по морозу оказаться в добротной, хорошо натопленной избе. Хозяевами были удивительно приветливые, добрые, радушные люди – настоящие русские крестьяне, работающие на земле всей семьей и живущие в достатке и согласии. Они не только согласились принять нас (в этом доме ночевали мы вдвоем с Шамилем, остальные – в других домах), они были рады приютить, согреть, накормить нас и предоставить ночлег. А каково было угощение! Картошка, мясо, огурцы, капуста, яйца, свойский, очень вкусный хлеб. И всё-таки главное – приветливость и доброта людей. И, сидя в этой избе, крепкой, чистой, хорошо прибранной, неторопливо разговаривая с хозяевами, я не раз ловил себя на мысли, что судьба вновь подарила мне несколько часов мирной, спокойной жизни в этом глубинном русском селе, где тогда ещё не чувствовалось приближения военной грозы…

И, видимо, всегда так – много людей, очень разных, повстречались на жизненном пути, а в памяти сохранились, главным образом, люди хорошие, оставившие в твоей жизни добрый след. И хорошо, что так!

Добрались, наконец, до Куйбышева. На некоторое время нас разместили в центре города, в большом здании, где находился ЦК ВЛКСМ. Мы тогда не знали, что в этом городе уже обосновалось и правительство страны. Были мы в Куйбышеве недолго – день или два (наверное, уточняли наш дальнейший маршрут), и как-то к вечеру нас отправили на железнодорожный вокзал. Прошёл слух, что едем на Южный фронт. Подошла ночь, завалились спать. А на другой день нам объявили, что едем в Москву (не помню точно, но кажется, это коснулось не всех, кто входил в нашу группу) и что нам предстоит явиться для получения направления в Генеральный штаб. На какой-то остановке я выскочил на станцию и дал телеграмму в Иваново маме: «Двадцатого буду в Москве. Приезжай».

И вот двадцатого января 1942 года мы прибыли в Москву. Нам сразу объявили, когда, в какое время мы должны явиться в Генштаб и дали «вид на жительство» – где точно не помню, но помню, что в одной из московских военных казарм. Как только представилась возможность, я тут же отправился к маме, которая остановилась у наших знакомых, живших недалеко от станции метро «Красносельская». Не описать, какая была радость, когда мы встретились! Кстати, в то время столь быстро добраться на поезде из Иваново в Москву было очень непросто… Дом был пустой. Хозяин Борис Яковлевич выехал, кажется, в командировку, его жена находилась в эвакуации, сын – в народном ополчении (как узнали потом, он погиб). Этот дом оказался в таком состоянии, что домом его в тот момент называть было невозможно. Центрального отопления не было, а во дворе валялось лишь несколько коряг для сжигания в печи. Электрического света тоже почему-то не было. Это в те дни сильнейших январских морозов 1942 года, которые много раз описаны в литературе. Мама спала одетой в холодном, темном и голодном доме. Чем она питалась? Я сообщил ей, что где-то в сарае нам оставлен кусок баранины! Мама пыталась его сварить на примусе, но она никогда ранее им не пользовалась, и из этой затеи ничего не вышло. Да и примус-то сломался. Может, к лучшему. По словам мамы, это вряд ли была баранина – откуда ей было взяться в то время? А что? Трудно сказать…

Кое-что удавалось принести мне. Иногда мы приходили вместе с Шамилем, и все вместе довольствовались нашим сухим пайком. В Москве было тревожно. По вечерам случались бомбежки…

Однажды мы с мамой решили куда-то сходить. Возвращаясь, увидели на середине мостовой той улицы, по которой шли, солдата комендантского патруля с оружием. Мы оба внимательно посмотрели друг на друга – и надо же! Этим патрульным оказался мой бывший одноклассник Витя Пянин, вместе с которым полгода назад мы сдавали последние экзамены в 30-й школе… Очень обрадовались, крепко обнялись, пожелали друг другу удачи и – разошлись с надеждой встретиться вновь. К счастью, мы действительно встретились – после войны…

В те дни я сфотографировался – эта фотография, даже в 2-х или 3-х экземплярах, хранится в моём архиве.

Евгений Павлович Иванов в 1942 г. после присвоения звания лейтенанта

Несмотря на все невзгоды, встречи с мамой были счастливыми праздниками в эти трудные, грозные дни, когда ещё было неизвестно – куда получу назначение и увидимся ли мы снова.

Но вот настал день, когда нас вызвал какой-то большой начальник. Кажется, нас было немного, но хорошо помню, что мы были вместе с Шамилем, ведь к этому времени мы уже крепко подружились. Вызывал он нас по одному, беседовал основательно, серьёзно и как-то по-доброму, чем и располагал к себе. А разговор был очень важный. Для меня полной неожиданностью оказалось предложение пойти служить в гвардейские воздушно-десантные войска авиации, о которой я уже стал забывать. Стать парашютистом-профессионалом?! Офицер, который вёл приём, рассказал об особенностях этой службы, о том, что в эти войска они направляют только по согласию.

В разговоре он неоднократно это повторял. И ничего не скрывал об опасностях службы в этих войсках. В конце беседы он предложил мне выйти в коридор, хорошенько подумать и лишь потом дать окончательный ответ.

Романтическая юность, комсомольский задор, какая-то удивительная окрылённость, рождённая «временем энтузиастов», да и просто убеждение, что отступить, проявить слабость невозможно – всё это привело к твердому решению: сказать «согласен»! Тут вспомнилось, что на призыве ведь рвался в авиацию, – судьба? Зашел в кабинет и сказал начальнику – «согласен». То же сделал и Шамиль. Начальник серьёзно посмотрел на каждого из нас, мягко улыбнулся и пожелал успеха.