Терентiй Травнiкъ - ЦИРКУЛЯР. Воспоминания о настоящем

Хочется верить, ну очень хочется, как всегда, верить, что там, наверху, всё по-честному, потому как везде люди, и у каждого есть (должна быть) совесть. Да, хочется, но как-то не вовремя вспоминается, что из 18 млн граждан стран Европы, прошедших через лагеря различного назначения, включая концентрационные, в годы войны было уничтожено более 11 млн человек. Помимо прочих зверств существовало особое распоряжение по поводу больных и слабых заключённых, так называемая акция 14f13, согласно которой слабых и больных заключённых просто умертвляли – и всё это вытворяли люди.

Действительно, нет предела человеческому безумию и жестокости, но есть любовь Божия и сила Его воли, а потому ждать, похоже, больше нечего, надо просто начинать верить. И не столько выслуживать по абсолютно правильному церковному уставу, сколько жить, руководствуясь собственной совестью, которая, как известно, действеннее любой вакцины.

Этим и отличается гениальность от интеллектуализма, что гений, в большинстве своём, держит собственную память в пустоте, чем-то напоминающей скрытые файлы, но при необходимости быстро извлекает из неё информацию. Во многом это напоминает работу со словарём, когда нужное слово находится моментально. Интеллектуал может идти по стопам эрудита, пытаясь всё запомнить, но с одной лишь разницей: он вносит в запоминаемое логические схемы, создавая систему для удобного пользования накопленными знаниями. И всё равно это не работает так, как у гения, владеющего самыми быстрыми, простыми и доступными методами обработки, хранения, извлечения, а следовательно и использования информации. В конечном счете всё сводится к последнему, потому как именно здесь и проявляется то, что отличает гения от интеллектуала, а тем более – от эрудита. Для себя я определяю гениальность как способность жить и действовать с минимальными энергозатратами, но с высочайшим КПД при решении задачи любого уровня. Если хотите, то это – навык делать несколько дел одновременно с одинаковым хорошим результатом. Данный процесс чем-то похож на действие воды, которая, совершая круговорот, тем самым решает массу задач. Круговорот воды в природе – одна из самых наглядных иллюстраций проявления гениальности. Более того, вода моментально принимает форму всего, с чем она взаимодействует. В человеке это выглядит как проявление наивысшей эмпатии – необходимого условия для обмена жизненными силами с минимальными на то затратами.

Я никогда не использовал поэтическую площадку для выплёскивания различного рода недовольств, для сетования и жалоб относительно собственных неудач в личных отношениях и упрёков в чей-либо адрес. Я не расставался и не прощался через стихи, не произносил через них слов сожаления, назидания и нравоучения. Я не упаковывал строфы в розовые и голубые конверты с высохшим осенним листочком, пропитанным французским одеколоном. При этом я старался избегать излишних восторгов, обходить стороной слова, призванные вести читателя к ним, не ставил по три восклицательных знака в конце строки и не выделял всё слово заглавными буквами, дабы в еще большей степени насадить читателю собственную эмоцию. А потому мое творчество по-прежнему пахнет мхами, смолой и струганой доской с делянки, пахнет речной паводью и чем-то таким, что сам я называю гарью от августовских падающих звёзд.

Я пишу, по крайней мере мне так кажется, просто и незатейливо, подчиняя сказанное легкому темпу и ритму, уделяя максимум внимания тому, чтобы не оставить в стороне собственную душу. Мои стихи – это не мой ум и не желание кого-либо удивить, а просто моя душа с её знаниями и взглядами на жизнь. В них нет ни одного слова, которое было бы не от меня, а потому я был и остаюсь готовым ответить за всё написанное мною.

Может, когда-нибудь у меня получится написать ещё проще и естественнее, и тогда найдутся самые простые слова о самом красивом и великом, что и позволит мне в конечном счете замолчать. Именно поэт молчащий для меня был и остается эталоном стихотворного искусства, недосягаемой гранью его наивысшего совершенства, предваряющей саму любовь. И это не слова, но знания и опыт, потому как находясь на самом пике своих чувств, я не написал ничего более или менее путного, за что и был навсегда исключен из рядов любовных сластопевцев. С той поры, коли и влюбляюсь, то всегда откладываю в сторону и перо, и бумагу, не позволяя обнаженной и готовой любить душе прикрываться цветастой, неописуемо выразительной, но все-таки тряпицей, пусть и поэтической.

«Мур-мур» – это всегда настораживает… Обычно много внимания идет от тех, кто чего-то от вас хочет. И как только он или она это получает или не получает, то сразу меняется отношение к вам. Если ожидания такого человека не оправдываются, то можно получить от него взамен что угодно, начиная от нарочитой холодности и заканчивая истеричными упреками с многочисленными язвительными деталями, дабы вы окончательно замкнулись и разуверились в собственной порядочности. Так действуют женщины со стервозным внутренним содержимым и мелкие мужичонки. И те, и другие до беспамятства любят только себя и никого больше, но обладают особым даром терпеть и притворяться до тех пор, пока есть надежда что-то от вас получить, и никто, разве что кроме них самих, до поры не знает ни их замысла, ни глубины их коварства и плутовства, а то и одержимости. Иногда они и сами готовы поверить в те красивые чувства, о которых говорят, но все это моментально рассыпается, стоит вам совершить хотя бы малейшую оплошность. Наказание будет несравнимо с тем незначительным, что вам полагается. Их натура бесстыдно выплеснется наружу и, подобно кислоте, будет вас жечь и изводить до конца. Впрочем, бывает и по-другому: иногда они просто тихонько смываются, лишив вас всякой надежды на то, что общение продолжится, оставив вас в совершенно дурацком положении обманутого человека.

Меня всегда поражала способность таких людей рассориться с кем-то и тут же продолжить общение, но с уже другими людьми, причем таким образом, словно ничего особенного не произошло. Эти люди много говорят о порядочности, чести, достоинстве и любви, но зачастую даже не принимают извинений, если уличат вас в той или иной ошибке или оплошности. Они легко вычеркивают из жизни всякого, кто не укладывается в определяемую ими зону собственного комфорта, бросают тех, кем еще недавно, казалось бы, страстно дорожили, признаваясь в дружбе, а то и в любви. Удивительно, но они, если это потребуется, легко найдут сотни поводов для упреков в вашу сторону, чтобы доказать собственную правоту, разглядят массу ваших недочетов и не примут от вас ни одного оправдательного аргумента.