Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том I

Ни Михаил, да, пожалуй, никто из его семьи, также как из семьи Петра Яковлевича, в то время даже и не представлял себе, что это такое за «комсомол». Хорошо знал это только бывший белый офицер Гаврик. Его бешенство нашло выход. Как почти всегда, он был пьян. Схватив топор, он бросился в дом к Петру, чтобы зарубить Акулину Георгиевну, родившую и вырастившую такую дочь. К счастью, той дома не оказалось. Излив свой гнев на ни в чем не повинных скамьях и столе, Гаврил Пашкевич бросился искать Акулину Георгиевну во дворе. Но та, уже предупрежденная рабочими, надежно спряталась. Члены ее семьи, мужчины Андрей, Семен Игнатьевич, да кое-кто из рабочих, приготовились ее защитить (ведь все они имели огнестрельное оружие), протрезвевший от бешенства Гавриил, будучи порядочным трусом, счел за лучшее исчезнуть из поселка.

Говорили, что он убежал куда-то в лес к белобандитам, у которых и скрывался. А Михаилу Пашкевичу было от чего помрачнеть.

Дело в том, что еще осенью 1921 года, в ноябре, японцы двинули белогвардейскую армию генерала Молчанова против правительства ДВР, но войска НРА, возглавляемые командармом Блюхером и комиссаром Постышевым, не только отразили этот удар, но и 10 февраля 1922 года сами перешли в наступление и к концу весны освободили от белогвардейцев почти весь Дальний Восток.

В руках белых, по существу, оставался только один Владивосток, где они организовали свое последнее правительство во главе с генералом Дидерихсом, причем западной границей этого последнего белогвардейского «государства» в России была станция Угольная, находящаяся в 30 километрах западнее города.

Тем временем под давлением общественности самой Японии, под дипломатическим нажимом Советской России и в связи с обострившимися противоречиями с США японское правительство вынуждено было свои войска с Дальнего Востока вывести. 25 октября 1922 года с отходом последнего парохода с японскими войсками остатки белых маленькими группами разбежались по Уссурийской тайге, к одной из групп и попал Гаврик. В этот день во Владивосток вошли войска народно-революционной армии и части Красной армии под командованием И. П. Уборевича, завершив этим освобождение Приморья.

14 ноября 1922 года народное собрание ДВР приняло решение о ликвидации этой республики и о вхождении Дальнего Востока в состав РСФСР.

Все это, может быть, не так подробно и точно, было изложено в письме, полученном Михаилом Пашкевичем.

После получения этого письма он понял, что заключивший с ним подряд лесопромышленник за лесом не вернется, что его компаньон тоже, вероятно, уже благополучно прибыл в Японию и что ему, конечно, не удастся получить тех огромных прибылей, на которые он рассчитывал, и что самое главное – ему не удастся, ни одному, ни с семьей в ближайшее время выбраться из бухты Датта. Следовательно, он не сможет попасть за границу.

У него имелись определенные накопления за лес, проданный весной, но продолжать дальнейшие разработки, а тем более продолжать кормить всю эту ораву (Михаил Пашкевич к ней, не смущаясь, причислил и семью своего брата) совершенно ни к чему.

Дня через два после получения письма Михаил Пашкевич объявил об этом всем рабочим. Он заявил, что нанявший его лесопромышленник его надул, за лесом он больше не вернется и денег от него ждать нельзя, а поэтому все заработки, подсчитанные на бумаге, так и останутся неоплаченными. Он не преминул заметить, что главной причиной, вызвавшей такое положение, является появление на Дальнем Востоке советской власти, которая разорила его и, конечно, принесла немалый ущерб и всем работавшим на него людям. Далее он сказал, что с этого дня все свои обязательства по отношению к рабочим он расторгает. Каждый может делать что хочет и идти куда угодно. С этого дня выдачу продуктов он прекращает и согласен только кое-что продать за наличный расчет.

Конечно, будь рабочие немного более организованы, они смогли бы справиться с этим бессовестным эксплуататором. Растрясли бы его склады, да может быть, основательно пощипали бы и его дом, но Михаил знал, кого набирал. Никто из этих полубродяг не сказал ничего. Молча выслушав нерадостное сообщение, они стали разбредаться, куда глаза глядят. Большинство из них потянулось в Советскую гавань.

Однако семья Петра Яковлевича Пашкевича на такой поход решиться не могла: слишком многочисленна она была, обременена большим количеством маленьких детей, чтобы вот так, без всяких средств и определенной цели куда-нибудь переселяться.

Если бы они могли вернуться в Шкотово, то это было бы самым лучшим исходом. Но Шкотово находилось очень далеко, добраться до него по берегу было невозможно, а пароходы в бухте Датта даже и не показывались. Да если бы и показались, то на проезд у семьи Петра Пашкевича не было денег.

После очищения Приморья от интервентов и белогвардейцев началось становление новой власти на местах: организация сельских и волостных Советов. Организация новых советских учреждений. Происходило это очень медленно, главным образом потому, что отдельные глухие уголки Приморья были оторваны от губернского города Владивостока, удалены на сотни верст. Сообщение с ними, осуществляемое преимущественно по морю, было очень затруднено. Японцы и последние белогвардейцы, уходя из Владивостока, разграбили полностью порт, угнав все годные пароходы, оставив только те, которые требовали серьезного ремонта.

Прошло почти полтора года до тех пор, пока первый представитель советской власти проник в бухту Датта и добрался до Ульки. Все это время семья Петра Пашкевича, как, впрочем, семьи и других шкотовцев, обманутых Михаилом, находилась в очень бедственном положении. С огромным трудом, расширяя клочки пригодной для посева земли, Акулина Георгиевна, Андрей при помощи Семена Игнатьевича и подрастающих дочерей сумели обеспечивать семью продуктами с огорода. Охотой и рыболовством добывали мясо. Продавая ороченам табак, на вырученные средства покупали у Михаила Пашкевича жиры, сахар, соль, а иногда и немного муки. Сеять хлеб в районе Уськи было нельзя: он не вызревал. Никаких предметов первой необходимости – одежды, сельхозинвентаря и прочего они приобрести не могли. Их просто не было.

Заветной мечтой Андрея, его жены, Акулины Георгиевны, да и всех остальных членов этого семейства было возвращение в Шкотово.

Они не боялись советской власти, хотя почти и не представляли ее сущности. Тем не менее они считали, что крестьяне, честно занимающиеся своим трудом, могут жить при любой власти.

Совсем по-другому думал Михаил Пашкевич и члены его семьи.

Имея значительные запасы продовольствия, продолжая наживаться даже на самых близких людях, они думали не о возвращении в Шкотово, а о том, чтобы как-нибудь перебраться за границу, хотя бы на Южный Сахалин. Он, по слухам, продолжал оставаться японским, и до него можно было добраться на обыкновенной китайской шаланде. С этой целью сыновья Михаила, Ананий и Матвей, уже много раз ходили на побережье, надеясь встретить какую-нибудь китайскую шаланду.