Юрий Бевзюк - Времён связующая мысль

1 сентября 2011 …Припоминаю, первое сентября бывало ясное, прохладноев моих шестом – восьмом классах, солнце восходящее светило ярко, желуди с попутных дубов под ногами валялись… шелестел первый опавший лист с больших дуплистых лип – мог в этих дуплах скрыться целый выводок детсадовской мелкоты… (Да три всего помню твердо такие липы: одна центра района близ, на спуске к 27-й школе с северо-востока; другая – между теперь кинотеатром «Чайка» и срытой «вышкой»; третья же при повороте крутом дороги на север на Малом Улиссе; спилены все три и корни бульдозером срыты при строительстве на родном Чуркине анонимно-глухих джунглей городских, – в которых подобно на свалках крысам неуемная проклятущая мотота беспрерывно рыскает)…

…А 1956-го первое сентября мы село на Уссури большое (в дневниках подробности) на лодке-бате проплывали, километрах еще двухстах от Хабаровска, в школу шли девочки в белых надплечьях и передниках (где теперь тогдашняя свежесть! Где теперь такие девочки!); в школу мы опаздывали на неделю, завершая свой поход «Владивосток – Хабаровск» славный, без двух дней двухмесячный; чуть свет мы с места ночевки отплывали, тихая в низовье Уссури нас за свет дня километров на сорок всего подносила к Хабаровску, километров двадцать мы греблей добавляли, сменялось нас, парней больших четверо через полчаса, пятый был маленький, две еще девицы весьма дебелые (обе через тот поход геологинями стали) … …Ляшок Ефрем Гаврилович, ровесник века двадцатого – нас с веком девятнадцатым собою соединял… …Нередко севернячок резвый дул встречь, гроза однажды средь реки (километра два ширина уже, однако) внезапная застала, впечатление незабываемое (отсылаю к подробному описанию)…

Я через тот поход уникальный приобрел в горной тайге ориентирования без карт навык редчайший, – весьма мне скрасивший затем ранней младости мытарства: позволил время-от-времени сбег`ать от рано мне опаскудевшей цивилизации – И в то же время получить представление о состоянии в крае народного образования и затем профсоюзной работы по части отдыха трудового народа …И вообще – о хозяйстве в крае …В немалой степени поэтому – и с цивилизацией «советской», все более и более загнивавшей мерзко, – хватило мне дерзости в 71-м порвать (за исключением самых необходимых касаний) резко …В 82-м комуняки меня – к моему же благу немалому! – из горных лесов изгнали …Опять пробавлялся с детьми туркружками …Здесь, под сопкой, на ¾ в лесу таки (три кэмэ от Кипарисово, от Таежки полтора) обустраивался; по 88-й на полтора месяца на ягоду бруснику в старые горные места еще выезжая …С 88-го конца декабря – почти безвылазно здесь на «даче», «фазенде» -замке из дикого камня, – но мыслью, писания навыком в делах цивилизации, как стала у нас пробуждаться от 20-тилетней спячки В 88-м – 95-м таки поучаствовал тридцатью в газетах проблемно-прогнозными (всё почти уже исполнилось, – а что нет – еще грядет!) статьями …Все лет 16 после 95-го за всеми в цивилизации выкрутасами – коя ( с 91-го) к кризису последнему понеслась : капитализм отравился нами! – слежу внимательно (с позиции аутсайдерской) … …Тем не менее, – и в ней к 73-м своим летам отваживаюсь вновь на публику вот этой книжицей заявляться…

Под этой сопочкой здесь, всех выше в долине Таежкинской с севера, – осуществилась, наконец-то, моя всегдашняя, с десяти лет, мечта… Вот только-то с прошлого лета всё чаще меня успокоение посещает (от ощущения – поэзией овладел достаточно, – главное, что зависело от себя, – сделано, – а уж этого оружия применение больше будет зависеть от потребностей (всё убыстряющегося) времени) … Живу я в двух контрарных, – но вполне во мне совмещающихся, – измерениях: первое – в историософских эмпиреях: мало кто способен вполне в них сопутствовать мне, – но результаты истории проясненияблаготворно коснутся всех… Второе измерение доступно всем: старичью немедленно, – остальным в не столь отдаленном гряд`ении; это измерение максимально приз`емлено: одной ипостасью (употребляю церковный термин, мистику отринув совсем, – всецело для торжественности) оно есть осуществление мечты моей детской быть независимым от всех (полная независимость немыслима, – да и глупо отказываться от информации о состоянии дел в мире и стране, – но вот в питании, – да при том, что рынок питания всё более и более тр`авит, – да главное – чуть дальше поясняемое нравственное ); другой (ипостасью) – антейский – умножения (собственной) силы от к землице близости необходимый пример…

Заставляет «творить» какой-либо побудитель внешнего мираВот и о жестокостях человека к животным на телепрограмме «Центр» позавчера крутили лицемерно-жалостливый клип… Где-то близ «второй столицы» у какой-то воинской части отпала надобность содержать с десяток сторожевых собак… И не нашли ничего лучшего от несчастных избавиться, как их расстрелять Пальба, понятно, встревожила окрестных обывателей, – и кто-то позвонил защитникам «братий меньших» наших Понаехало (бездельников) таких не меньше шести, с ними, понятно, журналист! Нужно же (но не надо!) обывателю, «быдлу» нервишки щекотать, от бед, над людством «дамокловым мечом» нависающих (века еще не прошло от небывало массовых, многомиллионных людских закланий), – на несчастных тех псов отвлекать, вдруг ненужными ставших…

С утра на эту тему набрал вкратце о моей в сем практике строк с десяток, но компутеру-«заразе» краткость не понравилось, – эти строки у меня «украл»! Сбросил, зараза, – видно, чай пия, не на ту кнопку вскользь нажал… Требует зараза сия внимания… Теперь через две-три строки сохранение (сначала) нажимаю… И, ввиду темы важности, чуть ли не с «яиц Леды» начинаю. …Помню, в детстве раннем оболтусы постарше мучили котят, толпешка шпанят собралась, – я брезгливо отошел от мучителей подальше… Не помню особой своей к котятам жалостливости – брезгливо лишь ужасался, как у них кишки выпускали, – и чуть не бегом от садистов начинающих подальше… Ужас испытывал при виде на чердаке шкурок козлят-телят… Лет в 14 отец брал меня раза два кабанов колоть помогать. Его и раньше приглашали, считалось, у него «твердая рука», с минимумом визга боровов приканчивал Но однажды хозяин заднюю ногу кабана не удержал, тот отца слегка в агонии ударил – «лучше пусть Юрка будет держать» (силе моей руки, – больше самообладанию, – знать, уже доверял) … И, наверное, инстинктивно передавал нелишний в жизни навык …Резкий визг умерщвляемого кабана в околодке с ноября по конец февраля часто раздавался, я притерпелся как-то, – но внутренне ужасался, когда тушу вскрывали, сизые кишки, п`аром дымящиеся, обнажали, кровь сливали, внутренности извлекали, – и то, что совсем недавно, хрюкая, из хлева, пробежке радуясь, выбегало, – через полчаса вот на куски окровавленные рассекалось… Правда, потом мужики за столом собирались, по стакану водяры, двести граммов, хряпали, мне, как юнцу, но экзекуции участнику, лишь половину стакана… Закусывали почками кабана поджаренными – вкусноты необычайной… Отцу тогда, в осень 53-го – весну 54-го было около сорока, так что он еще не выбивался из еврейского правила резником быть до 45- ти (отец, как и мать, украинец чистый) … … Годам к 16-ти я уже знал, что к животным показная жалостливость обычно с черствостью, даже жестокостью к людям сочетается, – с узостью интересов, по крайности… Один такой, с фамилией Еременко, тоже украинской, был как раз в походе Владивосток-Хабаровск, (стартовало 13 – 7 дошло до конца), паренек был упрямый… учился со мною с первого класса по десятый… Как-то, еще в похода начале, в селе, в доме, где столовались, он подобрал с пола толстого крупного щенка и на столе, за которым обедать мы собирались, с ним сюсюкать-играть… Я, не раздумывая, спонтанно смахнул щенка на пол, Ярема, помню, «базлал» на меня… Жили они в старом доме на двух хозяев, на перевале с бассейна бухты Диомида, сразу на восток от начала спуска узкой дорогой к бухте Золотой Рог; другая, пошире, дорога огибала сопку Двухгорбовую улицей Запорожской: их дом темный, длинный, приземисто-низкий был меж этих дорог… Дружбы с ним не получалось, разных мы были складов… … Все-таки нет у меня злопамятности: сначала вспомнил о Яреме хорошее – до конца похода дошел, – и лишь на третий день то, чем мне досадил этот любитель щенков… С первого по десятый классы отсидел с ним в школе, – а узнал лишь в походе том после девятого класса… Вышло нас 13, без руководителя, 56-летнего Ляшка; из Чугуевки троих отправили за расхлябанность назад, еще трое к ним присоединились сами; серьезных разладов в группе не было до Сидатуна, где закончился наш самый трудный пеший путь… Мы оголодали, всё чай-кофе кажутся не сладкими, разве что килограмм на ведро сыпать сахару… Вечно недовольный ворчун Ерема «покатил бочку» на старика Ляшка – де тот деньги на поход зажимает, – а я де ему, подхалимствуя, – потакаю, вместо того, чтобы на него нажимать… Обидное самое – и вроде бы приятель, физорг школы (впоследствии каперанг, командир Боевой Части (ф.12, 13) на подлодке атомной), меня в этот поход «сблатовал» (я собирался, как после 8-го класса изучал политэкономию, так после 9-го «вдарить» по философии, – еще не ведая ее пустопорожности; – а поход тот мне принес неисчислимые пользы); к ворчуну Яреме кляузе той пустопорожней присоединился Засорин, а остальные в тупо-равнодушном нейтрале пребывали… Физорг школы, вроде бы даже приятель, знал же, с каким трудом нашелся этот Ляшок, – забыл, двух месяцев не прошло… слишком для него было психологически тонко… В честности партийца старого, в юности партизана, я нимало не сомневался, как редкого человека уважал, до солидных лет преданного трудным путешествиям – с младостью наравне… Правда, только я был с самого начала в курсе «финансов»: мы «четырех маток аж сосали»: школу родную, районо, Дом пионера и школьника городской и Краевую детскую турстанцию, – но уже с Чугуевки просили у Дома пионеров деньгами добавки (потом в Имане и в самом Хабаровске): поход ведь затягивался: – кроме питания, обувь – тапочки парусиновые на литой подошве резиновой – дважды нужно было покупать… Ичиги, сапоги из юфти мягкие, кои мы (в основном я) таки сварганили по настоянию Ляшка, – совсем не той обувью оказались: протерлись до дыр в первый же день под ливнем – обувь эта (потом сам трижды на охоте шил) сугубо зимняя, для лыж …А на деньги за юфть, лосину для подошв (эту пакость особо трудно было найти!), в сапожной мастерской пошив, – можно было пять пар тапочек с литой резиновой подошвой купить… И задержались со стартом недели на полторы. … Тут не надо было изобретать – обыкновенные легкие парусиновые на подошве резиновой дешевые тапочки… А сколько же из-за тех не к сезону ичигов мне мытарств было!.. Зато не забыть, как на 28-м километре (Сад-город теперь) я колодочного мастера разыскивал три часа битых! Знай я, что так колодки ичижные просты, – за час бы сам выстрогал разных размеров все три. …Но мастер интересный оказался мужик: еще на Первой мировой участвовал в Брусиловском прорыве… И ориентировщик Ляшок оказался никакой (впрочем, как и несравненно развитее его Петр Иннокентьевич Костромин, оба ровесники 20-го века), – зато – и поэтому именно: в том походе я на всю жизнь научился ориентироваться… Но главное – был Ефрем Гаврилович, не взирая на малограмотность, что называется, «с `искрой»… В походе рассказывал о детстве дореволюционном во Владивостоке, о местах, людях годов десятых-тридцатых: партизанил с 18-го, в 20-х гонялся за бандами, в 30-х колхозы по краю сколачивал, – я в дневник не ленился записывать за ним ( дневник тот давний чудесами истинными в зигзагах моей жизни «беспутной*» – в смысле прокладывал сам пути! –не сгинул, – лет уже шесть как переписан на компутер, набран племянником Саней, ждет когда схлынет бессодержательный «железячный» компутерный ажиотаж, – и все же неизбежно понадобится, затребуется настоящее, жизненное содержание ) … … Из всей группы – из семи – только я был способен Ефрема Гаврилыча оценить (да я и больше всех был с ним связан, я фактически наравне – нет, больше! – с ним походвозглавлял, – а ориентировался практически только я) … В 59-м, через три года после похода, когда я был, 19-ти лет, на краевой детской турстанции (при крайоно) методистом, Ляшок принес мне пухлый опус своих воспоминаний: хотя и переписано на машинке дочкой его, учительницей, – не мог я в чтении продвинуться дальше двух первых страниц: настолько язык был детски-наивен… Так и осталась рукопись в моем столе методистском – я полгода курировал пятую часть городов-районов края по школьному краеведенью и туризму… наверное, автор пришел, забрал… … Но Ефрем, однако, был достаточно упрям, настырен: уже после 60-ти, на пенсию выйдя, он спелеологией увлекся, отыскал в крае новых пещер немало, с помощью грамотных школьников-старшеклассников (вроде меня ранее) описал, – и таки книгу за своим именем о пещерах издал… (Я, хотя в 57-м, сразу после 10-го класса, впервые походом руководя, Макрушу посещал, – и в колодец тамошний с риском для жизни спускался, – не нашел никакого смака, ни кайфа в темноте и сырости и пещер и шахт, – также и в скалолазанье, также избегал по возможности и водного слалома (хотя на реках провел в общей сложности 12 лет, весен и осеней, – подвергаясь на горных реках и на «араратах» всяким опасностям, – но, как и на охоте самой, – никогда их не искал… _____________