Юрий Бевзюк - Времён связующая мысль

*Беспутный – и кто с пути сбился, – и сам кто прокладывает пут`и …

Однако, о собаках закончить бы надо… Не ради самих собак – через них, как вот через того в Чугуевке щенка, – и человеков суть вскрывается… Меня почему эта тема с умерщвлением псов где-то под городом, с коего компрадоры сняли имя Ленина славное, под каковым знаменем погиб миллион ленинградцев, таки задела?.. Аморальна сия жалостивость к десятку собак, – когда не столь уж д`авно миллионы людей заклали под тем же Ленинградом!.. А и наблюдаемая уже лет 20 разграбиловки вакханалия также ведет к массовым закланиям, – разве что силы разума обеспечат таки справедливую избирательность наказания…

Людям настоящим , – тем, кто лишь на себя полагается, избегает скоплений людства многопагубных, – приходится иногда брать на себя и тягость приканчиванья собак – и милее их гораздо жвачных… Мне по сугубым показаньям пришлось с 1971-го по 2001-й прикончить пяток этих «братий меньших наших», – четверых за дело (куродавка и куродав; охотники-любители при моем зимовье оставили превосходного кобелька европейской лайки, и он пошел по моим путикам добычу съедать, в самоловах приманку, – притом понимает умнющая тварь, что виноват, – от меня скрывается; пришлось тратить два дня, подзывать, ждать, пока подойдет к консервным банкам на свалке, – и через щель в приоткрытую дверь из зимовья с облегчением немалым псинку шарахнуть жаканом прямо посреди лба! Да забыл превести «белку» на мелкашку: круглой пулей 32-го калибра (Пушкин такою убит) шарахнул, сам грохота испугавшись, – щелк`а мелкашки ведь ожидал) … Четвертого кобелька пришлось здесь удавливать: со щенка, довольно крупного уже при больнице выводок подкармливали, успел одичать, сосед подманил, поймал: меня за хозяина, сидя на цепи, не признавал, подросши, стал даже кидаться, – а тут привели нормального кобелька, – что ж делать, как ни тягостно, пришлось одичавшего беднягу удавливать… кстати, это конец самый «гуманный»: в первую же секунду всё исчезает: в детстве, балуясь, перетянул полотенцем шею как-то – и упал сразу, на миг «потеряв сознание»; может, придется еще к этому способу прибегать, совсем невыносимой жизнь станет !:ощущенья все исчезают сразу, – а конец наступает по-разному: гитлеровский фельдмаршал Кейтель, по медиков воспоминаньям, якобы минут еще сорок содрогался, – тело лишь, то был уже не Кейтель – смерть мозга, знаем, наступает без доступа кислорода минут через пять…

…Итак, первую мне собаку пришлось приканчивать, – под новый 72-й год куродавку, – потому ее хозяева нам и «сплавили», – задавившую летом-осенью десяток крупных уже цыплят (задавит и не трогая, из будки не вылезает виновато, – отбираю, ощипываем, суп варим: вкусна своя свежая, молодая курятина, с нынешней магазинной нельзя и сравнивать) … …А под новый год привел я Бельчика, сына очень талантливой на охоте собаки напарника (к сожалению, нимало не обладавшего талантами своей матери, – к тому же меланхолика завзятого, как оказалось, – вдобавок и трусоватого: по каковой причине следующей же весной на уже тронувшейся ледоходом Хуту – железнодорожный мост льдины плывущие временно задержал – по ним-то, местами через воду перепрыгивая, на свой берег Хуту левый перебирался (рискуя весьма изрядно!), – а псина трусливый отстал, перепрыгнуть с льдины на льдину за мной побоявшись) … А четырьмя месяцами раньше, под новый год 72-й, дабы освободить будку тому трусу, я куродавку, подавив душевную тяжесть, сразу же выстрелом за ухо из мелкашки застрелил… Кормили с лета не холощенного кабанчика, к тому же Люська впроголодь его держала, – и с ним надо было кончать, дабы освободить мою утонченную, античную красавицу совсем от лишнего хозяйства: она работала бухгалтером в ресторане, в кладовке с ноября лежала лосиная ляжка килограмм под двадцать; брезгуя, до марта она к ней не прикасалась, – но потом распробовала то мясо, еще борщами с ним восхищалась, – за милу душу та ляжка пошла. …В тягости на душе минут десять полежал, пошел в хлев, застрелил и кабанчика (тоже до весны к мясу не прикасались) … Тягостно ее было мне оставлять на бывшими зэками наполовину населяемой Курикши окраине, с лесом рядом, – собственно, наполовину и в лесу: слева, если по склону вниз, непролазный ольшаник-березняк, – а сверху лиственницы в комле до метра диаметром и высотой под тридцать метров стояли: до шоссе на аэроплощадку метров двести разреженно, – а через, вплотную к шоссе с севера, густой светло-лиственничный же лес потоньше и пониже… Место, что и говорить, было красивое… Когда я с ней был, была поначалу легка, весела, – а без меня ей… не то слово было тоскливо, – ужас, как при разводе выразилась, беспрерывный… Но сразу же, в день прилета в июне, дочку ей сч`астливо (для себя – года на три продлило моё семейное счастье) – зачал, – улетела в Алма-Ату к матери с сыном двухгодовалым дочку рожать, – а я с Бельчиком избушку новую строить отправился на охотучасток; река тронулась, жизнью рисковал, – но во времянке без нее немыслимо было одному оставаться… В Алма-ату, заработав на рыбе горбуше рублей под 800 в мае-июне месяца за полтора, в июле-августе на месяц слетав (кошмар – весь месяц в хрущевке не высыпался: первый у тёщи этаж, до двух галдит снаружи на скамейках рядом чёртов молодняк, – с пяти утра грузовики гудят, в магазины жратву подвозя (да пропади ты пропадом житуха такая!); от авто смог и тогда там стоял, в квартиры проникая, – ну а сейчас… страшно и представить… недаром же в Астану продуваемую смылось казахстанское начальство); на зиму семейство у тещи оставил; через год только Люся вернулась в Совгавань, с сыном трехгодовалым и дочке год – «кышкентай мартышка» ее ласково звал (жена по-полуказахски басню Крылова перелагала (только-то по-казахски и знала – и я вот от нее тоже два слова узнал): «Бзын (большой) осел, бзын козёп, бзын косолапый мишка, – и кышкентай (маленькая) мартышка…»; за два года, работая на «труде и зарплате» в ресторане, Люська ознакомилась, ясно, с совгаванским мужским персоналом – такие птички редко – сами никогда – туда залетали, такие нестандартные красавицы, – и к осени 75-го ее переманили на «Двадцатку», район лесозавода при зековском строгом лагере, километрах в 15-ти от Совгавани по на Ванино трассе, – сразу квартиру трехкомнатную дали (три большие смежные комнаты отапливаемые, холодная вода, – горячая – из отопительного радиатора, нужник во дворе, правда; сразу и триста в месяц зарплата (вдвое больше, чем в ресторане); сразу и ощутил я, смутно пока: от меня вполне независима стала – вскоре, стало быть, и расставаться…