Андрей Манчук - Наследники Че Гевары

В черте внутренней десятикилометровой зоны, не доезжая до объекта «Укрытие» — Саркофага, напротив недостроенных корпусов 5-го блока ЧАЭС идет оживленное строительство. Здесь возводят ХОЯТ-2 — новое Хранилище отработанных ядерных отходов, в рамках программы SIP (Shelter Implementation Project) под эгидой Европейского банка реконструкции и развития. Тендер на разработку и реализацию этого проекта выиграл консорциум во главе с французской фирмой «Фраматом», генеральным подрядчиком выступает французская «Компаньон Бернар», а основные строительно-монтажные работы ведет украинское строительно-монтажное предприятие «Укрэнергострой», Строительство и работа импортного цементного завода находятся под общим контролем французской стороны. Но, за исключением нескольких специалистов, их проводят украинские рабочие и инженеры в яркой французской спецодежде — «телепузики». В протоколе международных программ это значится под пунктом «создание новых рабочих мест». То, что эти места расположены у стен Саркофага, на окраине особо «грязного», зарытого бульдозерами села Копачи, не указано в документах. Как и то, что красивой импортной спецодежды хватает не на всех — лишь на работников «подфранцузского» строительства. В нескольких десятках метров от южной стороны Саркофага, с примыкающим к ней могильником техники, можно наблюдать «чистильщиков», работающих в легких защитных костюмах и обычных пылевых респираторах. Среди них, разумеется, нет ни единого человека с неукраинским гражданствохм. Украинцы составляют персонал самой ЧАЭС, действующего хранилища ядерных отходов и находящейся по соседству фабрики по переработке жидкого ядерного топлива. «Координацию» работы этих объектов наряду с Минтопэнерго осуществляет международная сторона из представителей Франции, Германии и США. На станции относительно чисто. Здесь даже можно поесть в столовой с видом на находящийся в двух шагах четвертый блок. Но, как с юмором рассказывают здешние сотрудники, иностранные специалисты категорически отказываются от такого предложения. Они едят только собственные продукты.

Впрочем, это частные моменты. Гораздо важнее понять общую заинтересованность в Чернобыльской Зоне, недвусмысленно выказанную империализмом. Добиваясь прекращения работы ЧАЭС, страны G8 имели две очевидные цели: ослабление энергетического потенциала Украины с целью контроля над украинским энергорынком, а также создание могильника ядерных отходов стран ЕС на территории чернобыльской Зоны отчуждения. Цели украинских чиновников были еще прозрачней — привычное воровство западных грантов. А международные финансовые организации и не думали выполнять обязательства по финансированию строительства «Арки» — новой защитной оболочки Саркофага, и социальной поддержке новых безработных Зоны.

На самой станции тем временем, продолжается строительство ХОЯТ-2 — в отличие от других сегментов SIP оно профинансировано в полном объеме и уже близится к своему завершению. Ни для кого из работников Зоны не секрет, с какой целью возводится новое ядерное хранилище, а его строители сами именуют себя могильщиками Украины. Через несколько лет сюда начнут завозить отработанное ядерное топливо из Франции, Германии, России, и из других стран — мировых и региональных хищников капитализма. Здесь будет гигантский всеевропейский могильник. Разумеется, «абсолютно надежный и безопасный», но такой, какой даже в теории не мог бы разместиться на околицах Парижа, Берлина или Брюсселя.

Чернобыль и Припять во многом законсервировали в себе фрагменты социалистической жизни — как застывшая капля янтаря несет в себе крупицы жизни ушедших геологических эпох. Когда-то эти приметы сохраняли не без умысла — жуткий заповедник коммунизма, на устрашение потомкам. Тогда никто не подозревал, что через какой-нибудь десяток лет попавший в Зону человек будет помимо своей воли сравнивать эти два времени. И это сравнение будет не в пользу нашего капиталистического настоящего.

Здесь нет рекламных плакатов. Ни одного «Макдональдса» и ночного клуба. Нет банков (не считая сберкассы) и паркингов, церквей и молитвенных домов. Ни одного подземного супермаркета. Ни единой загородной виллы. Здесь все, как прежде: больницы, школы, детские сады, дворец пионеров и пионерлагерь, театр, кинотеатры, дом культуры, спорткомплекс, турбазы, кассы «Аэрофлота». Сейчас они заброшены, но при одном взгляде на них можно без труда увидеть то, другое, общество, и его другую жизнь. Здесь больше чем где-либо примет прошлого социалистического времени — и даже по этим изуродованным останкам можно судить, насколько оно отлично от нынешней капиталистической действительности Украины.

Конечно, понятие Зоны отчуждения очень условно. Здесь нет ничего страшнее того, что существует в «большом мире» остальной территории Украины. Что может быть страшнее существующего положения рабочего класса? Зона не может оградится от капитализма, и потому не выполняет свои защитные функции. Она не в состоянии защитить от радиоактивного бизнеса. Дозиметрический и административный контроль бессильны перед всепроникающим излучением долдаровых бумажек. Все местные черты угнетения присутствуют и извне — они просто проявляются здесь в своем концентрированном, обнаженном виде. Само название «Зона отчуждения» звучит совсем по марксистски. Его можно без натяжки распространить на всю Украину, все «постсоветские» территории, на весь мир. Это место, где человек органически не может чувствовать себя человеком и лишен всякой надежды на нормальную человеческую жизнь. Речь, разумеется, идет о рабочем человеке. Но мы-то уже знаем: эта Зона — зона рабочих.

«Зона боевых действий» начинается в километре от трассы Симферополь-Москва. Пропустить поворот на Новобогдановку невозможно. Вместо обычных торговцев дешевыми таврическими арбузами, здесь расположилась целая бригада пожарных машин. Мы въезжаем в село и вскоре встречаем его первого жителя — средних лет женщина выкидывает на улицу купы сгоревшей соломы.

Выслушав наш вопрос о недавних взрывах и их последствиях для села, она ведет нас к себе во двор. Дом Тамары Ивановны Квитко расположен на улице Ленина, в трех километрах от полигона. Три дня назад сюда залетели осколки реактивного снаряда. Пожар на подворье уничтожил добрую часть хозяйства Квитко, а власти не только не дали ей ни копейки материальной компенсации, но даже не реагируют на просьбы вывезти обгоревший мусор.

Стоя на пожарище, женщина бессильно разводит руками. Ей нечем будет кормить зимой скот. Ей не на что восстанавливать свой изуродованный двор. Ей надоело слушать обещания целой кучи чиновников, перебрасывающих друг на друга ответственность за трехлетний террор против жителей этого прифронтового села — в самом центре вроде бы мирной Украины.