Б. Александров - Черные лебеди. Новейшая история Большого театра

Усков: И все-таки, неужели вы не могли вносить коррективы?

Иксанов: Мы довольно часто говорили с проектировщиками и подрядчиками: нам это неудобно, — ответ был очень простой: мы рассмотрим. Рассматривают и сразу — нельзя: санитарные нормы, эти нормы, пожарные нормы, такие нормы, ну, все-все. В результате, когда мы получили это здание, мы сразу же принялись адаптировать его под наши нужды, даже иногда шли на нарушение правил. Возьмем хотя бы плитку в коридорах — нам вообще было запрещено покрывать ее коврами из соображений противопожарной безопасности. Но мы покрыли. Там и скользко, и прохладно. Полы утепляли, переделывали наладку вентиляции, кондиционирования. Строители нам тупо сдали: вот, по нормам получите. А дальше мы адаптируем. И адаптировать будем еще не один год, чтобы всем было удобно. Более того, есть вещи, которые мы не имеем права трогать, пока не прошел гарантийный срок.

Усков: А акустикой вы довольны?

Иксанов: Абсолютно доволен! Акустику сделали уникальную. И опять эти вбросы специальные, что акустика в Большом ужасная. Да она в разы стала лучше! Потому что мы удалили бетон, которым в 1949 году был залит пол, чтобы здание не рухнуло. Еще тогда боялись, как бы террористы не проникли в здание по канализации для того, чтобы убить Сталина. В Большом праздновали его семидесятилетие.

Усков: Но Цискаридзе утверждает, что в отделке зала использовалась чуть ли не пластмасса.

Иксанов: Неправда. Мы восстановили полностью исторический декор. В течение ста пятидесяти лет стены, которые были отделаны специальной резонансной елью, забивались фанерой. Вместо папье-маше, которое отвалилось, в советское время клали гипс. Папье-маше — это специальная структура, которая от вибрации звука не трескается. Я имею в виду все эти золоченые украшения. Гипс на акустику отрицательно влияет. Восстановили папье-маше, восстановили деревянные панели, нижнюю деку оркестра и пол. Как акустика может быть хуже? Когда Баренбойм дирижировал у нас на гастролях Ла Скала, он признался, что сегодня самая уникальная акустика только в трех европейских театрах: в Венской опере, в Оперном театре в Байройте и в Большом. Для примера. До реконструкции была одна точка на сцене — если смотреть из зала, то слева, — с которой лучше всего звучали голоса. И все артисты это знали. Какая-нибудь мизансцена — артист все равно так или иначе приходил на эту точку, пел арию и уходил. Только в этом месте. Теперь этой проблемы нет. А так можно все что угодно ляпнуть. И потом поди доказывай. Мы же знаем, как все это делается.

Усков: Если возвращаться к истории с Филиным, почему Путин официально не отреагировал на это покушение?

Иксанов: Большой театр находится в ведении правительства, премьер-министр назначает и снимает с должности генерального директора. То есть это ответственность премьер-министра, а не президента. Поэтому, когда возникают кадровые вопросы и пытаются обратиться к Владимиру Владимировичу, он совершенно справедливо передает этот вопрос премьер-министру, потому что это его ответственность. Только поэтому. Так вот Дмитрий Анатольевич отреагировал сразу.

Усков: Что сейчас с Сергеем Филиным?

Иксанов: Вы знаете, каждый день главврач нашей поликлиники начинает работу с половины восьмого утра, во всех консилиумах принимает участие, присутствует при операциях. Их уже три прошло. Все московские светила присутствуют на этих консилиумах и операциях. Но сейчас, по словам врачей, продолжается острый период. Намечено пять операций, и исход будет понятен, врачи говорят, через десять-четырнадцать дней. Сейчас они просто пытаются остановить процесс. Мы же с самого начала хотели отправить Сергея в ожоговый центр в Бельгию и думали, что главная проблема — в кожном покрове. Но, когда собрался консилиум офтальмологов, они обнаружили, что нужно немедленно делать операцию, и через час эта операция была сделана. Потому что кислота продолжала разъедать глаза. Заряжены, естественно, несколько клиник в Германии, специализированных, в Израиле одна клиника, очень много предложений идет из Японии, других стран. Сейчас Сергею нельзя летать, пока врачи не скажут, что процесс остановился. После этого будут принимать решение, нужно или не нужно менять роговицу, или на одном глазу нужно, на другом нет. И так далее.

Усков: А следствие?

Иксанов: Создана следственная группа, я встречался с ее руководителем. Плюс конкретный прокурор занимается этим делом. Они очень подробно ведут встречи, опросы всех, кто что-то слышал, кто в этот вечер был в театре, кто был на спектакле в МХТ, где присутствовал Сергей. Из МХТ Сергей вернулся в Большой. Отсматривают все видеокамеры, какие машины стояли в это время на парковке, какие машины следом поехали, или сразу за ним, или с интервалом. Плюс отсматривают, кто в это время выходил из театра. Плюс, естественно, много времени ушло на то, чтобы получить разрешение через телефонные сети посмотреть, что происходило с его телефоном, тридцать первого, в частности, и до середины первого, когда из-за телефонного терроризма он вынужден был отключить аппарат. Естественно, специальные подразделения, которые занимаются компьютерами, разрабатывают линию взлома Сережиной почты. Хакера нашли, он вообще оказался из Сибири. Его арестовали. Он не отрицает, что сделал это, и даже назвал сумму, которую получил, но заказчика не знает. Следствие, конечно, разрабатывает все версии — не только связанные со служебной деятельностью Сергея.

Усков: Как вам кажется, кто стоит за этой историей?

Иксанов: У меня ощущение только одно: все, что случилось, — это закономерный итог беспредела, который создавался в первую очередь Николаем Максимовичем Цискаридзе. Поливание грязью театра и его сотрудников, постоянные интриги и уверенность в собственной безнаказанности — фон, на котором стала возможна эта трагедия.

Усков: Вы сказали о безнаказанности. Разве вы не могли его как-то остановить? И почему, кстати, вы тогда его не уволили?

Иксанов: Да, я чувствую свою вину в том, что я не попытался остановить Николая, когда это было еще возможно. А что до увольнения, то здесь необходимо юридическое основание. Я мог бы, конечно, уволить, но его бы восстановили, и как бы я выглядел тогда? На самом деле, можно предъявить ему претензию — нарушение корпоративной этики, которое, кстати говоря, прописано в правилах внутреннего трудового распорядка. Попробовал бы кто-нибудь в Ковент-Гарден такое себе позволить. Здесь я чувствую свою вину.

Насколько устраивал Иксанова Сергей Филин?..

Усков: Цискаридзе, напротив, прямо обвиняет вас во всех бедах Большого.