Б. Александров - Черные лебеди. Новейшая история Большого театра

Иксанов: Понятно, да. Ну, за это он может получить выговор. За это уволить по нашему законодательству нельзя. И я ему, в частности, говорил. Я давно с ним уже не общаюсь, но во время нашей последней беседы я сказал: «Николай, что вы себе позволяете? Ну, например, вы сказали, что рыба гниет с головы. Вы меня имели в виду? Я ведь сейчас на вас подам в суд». Он отвечает: «Ну, это такой оборот речи, это пословица. А почему это вы на себя приняли?» — «Потому что вы про меня говорите». — «Не знаю, это из контекста вырвано. И вообще, как только вы начнете любой процесс против меня по части моих высказываний и так далее, я готов на любую словесную экспертизу, я дойду до Страсбургского суда». Вот его позиция. Ощущение безнаказанности привело к тому, что в театре появились и другие люди, которые стали себя вести с руководством так же вызывающе, нагло, в том числе по отношению к Филину. И вот эта наглость, беспардонность, затем вскрытие электронной почты Сергея, атака на его телефоны… Кстати, почерк абсолютно тот же, что был с Яниным, когда.

Усков: С Яниным, наверное, все-таки компьютер взломали, не почту. Я думаю, что скандальные фотографии хранились у него на жестком диске. Либо, как мне говорили, его засняли, когда он находился в каком-то измененном состоянии.

Иксанов: Я не очень разбираюсь в этих технологиях. Параллель между историей с Яниным и историей с Филиным в том, что и тогда, и теперь появились лжестраницы в Сети. С Яниным эффект был достигнут. Он написал заявление и ушел. В случае с лжефейсбуком Филина заказчик был уверен, что публикация переписки Сергея породит раскол внутри театра, его руководства. Коля, кстати, врет, когда говорит, что Филин в своей якобы переписке называет артистов «хорьками». Ничего подобного, я уверен, что это была добавленная фраза, только не про артистов, а там были два электронных адреса и написано: «Проверь, пожалуйста, эти два адреса, этих хорьков». Это было написано про адреса. А Коля преподносит все так, будто бы Сергей артистов называет «хорьками». Ничего подобного. У Коли двадцать процентов фактов и восемьдесят процентов выдумки. Кстати говоря, один к одному, знак равенства — точно так же работает Волочкова, абсолютно. Ну, они еще и дружат теперь.

Усков: Дружат? Но у них же был конфликт в свое время

Иксанов: Был конфликт, когда Колю около его дверей избили, и после этого он стал ее другом. Банально.

Усков: А как вы как менеджер видите свою личную стратегию, что вы будете делать с этой ситуацией дальше?

Иксанов: Предсказать развитие событий никто не может. Естественно, есть опасность, что это не апогей и совсем не финал. Сергей Филин уверен, что могут быть и следующие шаги, не только в его адрес.

Усков: Ну, получается, всем надо нанимать охрану.

Иксанов: Вот, да. Мне, кстати, журналисты часто задают вопрос: послушайте, а почему охрану Сергею не дали? А выделили ли вы охрану балерине Калине Степаненко? А вам охрана нужна? Я говорю: «Коллеги, у нас государственная организация, у нас в штатном расписании нет должности охранника, тем более что в театре работают три с половиной тысячи человек, и на три с половиной тысячи человек — три с половиной тысячи охранников? Невозможно!

Усков: Ну а что делать с Цискаридзе в принципе?

Иксанов: Он сейчас совершенно откровенные вещи говорит, поливая руководство, а по поводу Сергея даже не пытается себя сдерживать на фоне такой чудовищной трагедии.

Усков: В интервью МК Цискаридзе не выказал никакого сочувствия Филину. Это правда.

Иксанов: Сейчас его, конечно, научили, он уже начал говорить: «О, это ужас, преступление страшное!» Максимум, что он может получить, — это лишь выговор. В театре, в общем, ни у кого нет никаких сомнений, что к этой ситуации привела именно позиция Цискаридзе. Но юридически у нас нет оснований его ни обвинить, ни уволить.

Я его не обвиняю в этом конкретном преступлении, я обвиняю Николая в нагнетании обстановки в театре, в организации психологического давления на коллектив, на руководство театра, на того же Филина, на меня, на своих же педагогов. В сочетании с безнаказанностью эти действия могли кого-то подтолкнуть к покушению на Филина.

Усков: А не думаете ли вы, что нападение на Филина — очень личная история, связанная с какими-то отношениями между художественным руководителем балета и одной из танцовщиц?

Иксанов: Я сказал, что следователи рассматривают любые версии. Но тогда объясните мне такую историю. Почему вот эта цепочка последовательная, фактически на протяжении семнадцати дней: взлом почты, вывешивание якобы переписки Филина на его лжестранице в «Фейсбуке», проколотые колеса, телефонный терроризм и, наконец, кислота.

Покушение на худрука балета Большого Сергея Филина стало чудовищной трагедией

Усков: Здесь два разных почерка, по-моему. Один — действительно сходен с историей вокруг отставки Янина, другой — кислота в лицо — как будто из триллера.

Иксанов: Может быть и такое. Положим, Коля начал все традиционно, как он, предполагаю, поступил и с Яниным, но финальную точку поставил некий сумасшедший. Я, конечно, не могу ничего утверждать, никого обвинять, называть фамилии. Я не знаю. Мы все уповаем на следственные органы…

Цискаридзе: Я хочу высказать свою позицию, и мне, наверное, надо ответить на те же вопросы, которые ты задавал Иксанову. За все время, когда я позволяю себе высказываться, я никогда никого не агитировал ни за себя, ни за свою позицию, я просто говорил: господа, это мое мнение, оно вам может не нравиться, я вам могу не нравиться как артист — не приходите в театр, но я существую.

Усков: Основной упрек — твое некорпоративное поведение. Будучи звездой, ты привлекаешь внимание журналистов, и ты легко и свободно можешь высказывать свое мнение по любому вопросу, касающемуся театра, в довольно резкой форме. В частности, о качестве ремонта, которое, как утверждает Иксанов, не зависело от него одного, а зависело во многом от подрядчиков, всевозможных контролирующих госконтор и т. д.

Цискаридзе: Качество ремонта не зависело от него, но подписание проекта, контрактов с подрядчиками зависело от него. И на момент подписания проекта какие-то вещи я видел, потому что дяденька, который делал проект, общался с нами. После я пришел к Иксанову и сказал: «Анатолий Геннадьевич, караул!»

Усков: С этого начался ваш конфликт?

Николай Цискаридзе: «Мне трудно мириться с тем, что происходит с Большим театром»