Журнал Русская жизнь - 1968 (май 2008)

L’imagination au pouvoir!

Вся власть воображению!

Судя по этим вопросам, которые я до сих пор помню, лет мне было немного, когда я впервые встретился со «Свободой, ведущей народ». То есть это произошло до 1968-го, когда мне было уже десять. Теперь, осознанно перебирая воспоминания, я подозреваю, что встреча произошла, когда в доме появилась подборка репродукций шедевров Лувра, плохонькая такая, советская, там еще были «Корабль дураков» Босха, и «Мона Лиза», и «Отправление на остров Цитеру» Ватто, и даже «Белая лошадь» Гогена. «Свобода» Делакруа меня интересовала при этом больше всего - там было очень много для детства завлекательного: дым, вывороченные булыжники, дух разрушения, героическая нахмуренность игры в войнушку, мальчик с пистолетами, отважный такой, яростный, красивый молодой человек с ружьем, ну и, само собою, грудь голая, женская. Мне объяснили с грехом пополам, что эта грудь - олицетворение французской революции, боровшейся за свободу человека, что тетенька с флагом - сама Свобода, она же - Франция, она же - Марианна (кто такая Марианна, ее колпак и трехцветный наряд я хорошо знал по книге карикатур Эффеля, любимейшей), что мальчик - Гаврош, один из героев, сражавшийся со взрослыми на баррикадах, реально, в отличие от Марианны, существовавший, что город на заднем плане, весь в дыму, - это Париж, лучший город в мире, и что это замечательная французская картина, символизирующая французский дух, очень гордый, свободный и независимый. Ну, как Эдит Пиаф поет, хрипя, так завораживающе, rien, rien, rien, что такое - непонятно, но очень свободно, не по-русски. Не Эдита Пьеха и не Майя Кристалинская. То есть были шестидесятые, но не конец.

L’ennui est contre-revolutionnaire.

Скука - это контрреволюция.

Вся эта, выданная мне, информация только запутывала, не давая ответа на два основных вопроса: про тетеньку одетую, на коленях, и про мужчину без штанов. Если это - свобода, то почему же перед ней стоят на коленях с таким умоляющим, униженным видом? Платочек на голове и синий цвет одежды напоминал об уборщицах, об их форменных советских халатах, то есть совсем о простом народе, который щетками трет, и его, этот народ, Свобода вроде как должна освобождать. Что же тогда этот народ стоит перед ней на карачках? И почему ни Свобода, ни кто-то из ее сподвижников не проявляет никакого интереса к трупу несчастного юноши, с такими худыми бледными ногами, не пытается его укрыть. Она сама даже старается на труп не смотреть, отвернулась от него, как будто раздражена вопиющей неприличностью наготы, подчеркнутой задравшейся белой рубашкой, обнажающей тощий зад и тень лобковых волос внизу живота. Он ведь, как я тогда считал, за нее умер, за эту Свободу с голой грудью, красивую такую, и столь безжалостное безразличие к нелепости его позы, беззащитной, трогательной, выставленной напоказ, для осмеяния, как-то девальвировали пафос ее размахивания трехцветным знаменем.

Soyons cruels!

Будем жестокими!

К тому же, все французские революции безбожно путались в моей голове. Эта Свобода - Марианна - представлялась еще и Парижской Коммуной, очень привлекательной, там все тоже простой народ бросал с крыш в солдат булыжники, гавроши бегали от баррикады к баррикаде, все такое героическое было, французское, женщины героические, воодушевленные, и красавцы с ружьями, и Париж, лучший город в мире, в дыму и тумане. А потом всех расстреливали у стены на кладбище с красивым именем Пер-Лашез. Тогда же и Бастилию взяли, разрушили тюрьму, всех освободили, а еще - французское Сопротивление, маки, французы на баррикадах воевали с фашистами, мне даже рассказывали про русскую аристократку, которая в маки ушла, сражалась на баррикадах против фашистов. Правда, ее все равно в Советский Союз не пустили. А еще была французская женщина, легшая на рельсы, чтобы не пустить поезд с оружием во Вьетнам; как поезд из Франции во Вьетнам ехал, не очень было внятно, но женщину от рельс никак было не отодрать, она очень упорная была, свободная, и все тряпкой над головой размахивала, трехцветной, наверное, хотя на въезде в город Зеленогорск эта женщина и тряпка над ее головой были черными, бронзовыми. Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног. Какое красивое французское слово - баррикада - и как привлекательно, что ее строят из чего ни попадя: и мебели, и телег, и вывороченных камней, и деревьев с бульваров, и так все необычно, что около мирных, будничных домов все происходит, и люди в штатском сражаются против людей в форме, и женщины, и дети. О, Франция, Франция!

Soyez realistes - demandez l’impossible.

Будьте реалистами - требуйте невозможного.

Потом я узнал, что «Свобода, ведущая народ» Делакруа никакого отношения к Парижской коммуне не имеет, что она о революции 1830 года, гораздо менее романтичной, да и вообще - буржуазной, что «Марсельеза» совсем из другого времени, узнал про «европейскую весну 1830-го», прочитал злейшие и остроумнейшие нападки Салтыкова-Щедрина на хваленое французское свободолюбие, разделил Бастилию и Пер-Лашез, узнал про буржуазность, мелочность и скупость французского характера, и то, что тетенька с платочком вовсе не тетенька, а борец за свободу, обряженный в рабочую, правда, блузу, но красный пояс, белая рубаха и синяя блуза символизируют Францию, и что это - Франция у ног Свободы-Марианны (то есть здесь Марианна не совсем Франция), и что голый труп, а также и другие трупы - это не борцы за свободу, но солдаты свергнутых Бурбонов, и без штанов бедный юношеский труп оказался потому, что с него все сняли, причем, скорее всего, сами восставшие. Сняли и штаны, и сапоги, и один носок вместе с сапогом, а второй остался, и что это изображение указывает на то, что Делакруа отнюдь не однозначно относился к революционным событиям июля 1830 года. Однако «Свобода, ведущая народ» с ее влекущим символизмом, с дымом, баррикадой, мальчиком, размахивающим пистолетами, и голой грудью, снабдила и Европу, и меня столь ярким и выразительным образом, что превратилась в воплощение мифа революционности. Так что, хотя революции и разделились, воплощение французской Свободы осталось, и, само собою, на нее, на эту женщину Делакруа, наложилось повествование о студентах, о Латинском квартале, о вывороченных булыжниках, о запахе слезоточивого газа, о замечательном чувстве карнавального единства, охватившего Париж, а затем и всю Францию, о возмутившихся полицией и правительством интеллектуалах. Повествование, услышанное, конечно, гораздо позже, не весной 1968-го, но тогда, когда оно уже стало историей. Наложилось, да так там и осталось.

L’emancipation de l’homme sera totale ou ne sera pas.

Освобождение человечества будет всеобщим либо его не будет.

Так как всеобщего освобождения человечества не произошло, то его и не произошло. Я помню разговоры про ввод советских танков в Прагу, но разговоров про Латинский квартал не помню. Тогда, вокруг меня, десятилетнего, разговоры были очень противные, что-то про наших бедных солдатиков - диссидентов вокруг меня не было. Потом уже, много лет спустя, когда я в первый раз прочитал «Невыносимую легкость бытия» Кундеры по-английски и наткнулся на описание девушек в мини-юбках, вызывающе демонстрирующих советским танкистам ноги, чтобы унизить их своей смелой сексуальностью, и параллельно - какое-то сообщение о «бархатной революции», о девушке со знаменем на трибуне, которая была вылитая Свобода на баррикадах Делакруа, только в отличие от той у нее были голые ноги, а не голая грудь, все связалось вместе. Париж и Прага, 1968-й замечательный, 1989-й, тоже замечательный, падение Берлинской стены, развал Советского Союза, свобода приходит нагая, фильм «Мечтатели», фотография Риты Хэйворт над плакатом со «Свободой, ведущей народ», прямо над головой Марианны, а потом и Юлия Тимошенко, все время Свободе Делакруа уподобляемая, и активистки Topfree Equal Rights Association, и сообщение на одном из сайтов нижнего белья, рекламирующего коллекцию underwear, в том числе и стринги Revolution, сделанные по мотивам картины «Свобода на баррикадах»: «Из-за крупного рисунка материала каждый предмет отличается своей оригинальной расцветкой, в которой может преобладать либо сюжет из картины, либо ярко-оранжевый цвет пламени». Чтобы рассказать нам о том, что на дорогах гибнет намного больше людей, чем в войнах, индийское рекламное агентство Contract Advertising немного изменило всемирно известные картины, изображающие войны или революции, добавив к ним дорожные атрибуты. Например, «Свобода, ведущая народ» Делакруа получила фонарные столбы и надпись: «В дорожных происшествиях погибает больше людей, чем в войнах. Води аккуратно».