Газета Завтра Газета - Газета Завтра 23 (1072 2014)

У меня есть мечта - повторить Даля, только в блатном варианте, сделать "Толковый словарь блатного великорусского языка" и "Пословицы и поговорки блатного русского народа". Это потрясающая вещь. Я собрал их где-то под тысячу единиц - пословицы, поговорки, присказки, особого рода фразеологизмы.

Изучение арго привело меня к выводу, что классический русский уголовный жаргон, который в значительной мере используется до сих пор, сформировался в 20-30 годы ХХ века. Немало этому поспособствовал наш великий языковед Иосиф Виссарионович, потому что сажали у нас не с бухты-барахты, а кампаниями: раскулачивание, Шахтинское дело, процесс Промпартии и т.д. И каждая прослойка - аристократия, интеллигенция, купечество, духовенство, кулаки, старые спецы, рабочие, - несла свое арго, и все это впитывалось в общий жаргон страны Зэкландии. Такого нет ни в одной стране мира. И мы получили в наследство богатейший, потрясающий, экспрессивный, эмоциональный жаргон, который, кстати, впитал в себя до 60% великорусской лексики.

Например, ботать - старое русское слово. "Ботало" - у коровы "звякалка", колокольчик на шее, она ботает. Обычное слово, нет ничего блатного.

Если нет наркоты или чая, то говорят: "Дурь ходит по зоне в шелковых сапожках на лаковых каблучках". Для уголовного жаргона как-то нетипично "шелковые сапожки", "лаковые каблучки". Когда я начал с филологической точки зрения разбираться, оказалось, что это старинное русское выражение - в деревнях так говорили о чем-то редком. "Табачок по селу в сапогах ходит", то есть что-то очень редкое и очень ценное. В основном-то как в селе, в деревнях ходили? В лаптях или босиком.

То, что в реальной жизни отмирает, в жаргоне сохраняется. Память о русской традиции, о русском быте. Жаргон в некотором роде консервирует историческую реальность, и сохраняет ее на долгие годы.

Допустим, в классическом арго нельзя хвалить словом "молодец" - либо "молодца", либо "молоток". Оказывается, что "молодец" до революции - это определение извозчиков. Зэки ещё говорили: "молодец за возом бегает", то есть извозчики, биндюжники, "шестерки" в лавке, люди, которые на побегушках, на подхвате - вот их называли молодцами. Поэтому "молодец, поднеси" или "молодец, поручаю". Естественно ни одному приличному человеку не хотелось, чтобы его звали молодцом.

В нашей нынешней жизни этого нет уже, никто не знает, а жаргон это сохранил. И таких вещей огромное количество, интереснейшая часть нашей истории.

Уборщиков называют шаманами, шаманить - что-то чистить. Оказывается из той поры, когда священников сажали. К концу 30-х в воровской среде уже был такой показной религиозный культ, так что они к священникам более мягко относились, в бараке ставили на уборку, не брали на тяжелые работы. А поскольку это накладывалось на сибирские или дальневосточные традиции, то священников иронично называли шаманами. "Шаман уберет" или "подшаманит".

Или известное выражение "Батайский семафор". "Да я тебя мотал на Батайском семафоре" или "загнали его за Батайский семафор". Откуда, как, почему?

Батайск - это Батыев колодец, источник Батыя, Батый-су. Именно здесь была Золотая Орда, проходил Великий шелковый путь, через современный Батайск. Европе шелк нужен был катастрофически, потому что вся Европа была завшивленная, а шелк ценился тем, что с него вошь соскальзывала. И он стоит на перекрестье буквально всех путей.

Говорят, Геббельс назвал Ростов "воротами Кавказа", то же самое можно сказать и о Батайск. Ростов - пассажирская станция, а Батайск - торговая. Когда перевозят зэков, то их не перевозят через пассажирские стации, а тормозят отстаиваться на торговых станциях. Батайский семафор находится между Ростовом и Батайском, в этом отрезочке.

С конца 20-х годов ХХ века Кавказу придавалось огромное значение. Кавказ был экономическим центром. Естественно, дорога была загружена бешено, а тут еще начались то коллективизация, чистки и прочее. Зэков стали гнать эшелонами - я имею в виду с Кавказа, где все эти процессы тоже шли активно, а лагеря как таковые располагались за кавказскими пределами. И узел начал лопаться, потому что параллельно везли товары, грузы ценные. А тут еще зэков эшелонами везут, отстаиваютПоэтому, с одной стороны, "за Батайский семафор" - это в лагеря, с Кавказа. С другой стороны, для европейской части населения - наоборот, на юг, На Кавказ, "в глушь".

Масса таких вещей, и все связано с нашей историей. Тоже и с песнями. Когда я работаю над очерком о песне, то привлекаю тонны литературы, чтобы понять выяснить - что за песней стоит, каковы предполагаемые авторы, какие ситуации песня отражала.

"ЗАВТРА". Притча во языцех - популярность блатной темы в России связана с тем, что у нас "полстраны сидело, полстраны охраняло".

Александр СИДОРОВ. Вот Шаламов, которого я страшно уважаю как автора, пишет: "Десятки миллионов прошли Колыму". Ребята, но это смеху подобно. В "Дальстрое", который охватывал всю Колыму, работало где-то 220-250 тысяч человек в год. Из них зэков - меньше половины. Там просто не нужны были миллионы - там столько рудников не найдешь. Реальная цифра - 800 тысяч прошло за 25 лет.

Много, но, извините, меня, у нас и сейчас сидит не меньше людей. Поэтому огромные цифры - это просто дикая спекуляция. Сами себя гнобим, сами себя пугаем. Конечно, тяжёлое было время. Мы знаем и спецпереселенцев, и голод начала 30-х годов, и цену индустриализации, но другого пути не было. Другое дело, как это было сделано - и кровь, и ошибки, и преступления - это все реально. Но не надо превращать нас, Россию, в такое быдло.

Есть у меня очерк, где затрагивается указ "про пять колосков". Да, по нему схватили, то есть посадили в предвариловку более полутора миллионов человек. Но почти 90% через полгода выпустили, то есть реабилитировали полностью. Фактически этот указ не имел того чудовищного значения, которое ему придается в результате либеральных манипуляций.

Правду говорят, что невежество - мать всех пороков. Для нашей либеральной интеллигенции до сих пор Солженицын - бог. Какую бы чушь собачью он ни написал. Его читать можно только там, где он не делает собственных выводов, пересказывает Волкова, Гинзбург, Лихачёва и других лагерников. Это достаточно интересно.

Но когда он начинает делать выводы, у меня просто волосы дыбом встают, потому что я вижу, что брешет. Он ссылается, допустим, на Петра Якубовича "В мире отверженных" и начинает рассказывать, как при царском режиме профессиональных преступников, "бродяг", на каторге гнули. У меня волосы дыбом - открываю Якубовича и читаю: "Бродяги - это настоящие царьки каторги". А у Солженицына: "Якубович пишет, что бродяги на каторге - никто". Да что же это такое?

"ЗАВТРА". И всё-таки в чём причина такого интереса и влияния?