Владимир Фридкин - Фиалки из Ниццы

— Здравствуйте, Сергей Исаакович, добро пожаловать к нашему шалашу.

«Это что, чувство юмора или его отсутствие?» — подумал Сергей.

Звонарев усадил гостя в кресло, сам сел напротив, закрыв собой простенок между окнами, на котором висел портрет Брежнева. С минуту молчал, доброжелательно разглядывая Сергея, потом сказал:

— Много наслышан от Веры Степановны о ваших выдающихся научных успехах. Так в чем же дело?

Лицо Сергея вытянулось. Он не понял, о каком деле идет речь.

— Мне сказали, что вам будто бы не разрешают поездки за границу, участие в международных конференциях… Ведь вы же не ведете секретных работ?

— Нет, все мои работы открыты, и я их свободно печатаю как в наших, так и зарубежных журналах.

— Вот видите… Так в чем же дело? — повторил вопрос Денис Николаевич.

— Вы хотите спросить, почему не разрешают?

Сергей тянул время, не зная, что ответить.

— Ну да. Ведь вы хорошо знаете, что наша страна выступает за самое широкое международное сотрудничество в мирной науке.

Сергей знал, что принадлежит к робкому десятку. Он жил для науки, не лез на рожон, не «выступал». Считал, что ничем хорошим это не кончится и лучше сделать еще пару стоящих работ. Но было что-то такое в его характере, чему и названия нет. Если его загнать в угол, неожиданно задать неудобный прямой вопрос, он мог забыть о страхе и сомнении. Это была не смелость. Скорее — реакция сжатой и вдруг отпущенной пружины.

— Вы спрашиваете почему? Думаю, потому что я — беспартийный еврей… Впрочем, и одного пятого пункта достаточно.

Лицо Звонарева окаменело и выразило крайнее удивление. Словно он только что услышал об отмене коммунизма. Потом он приподнялся, придвинул кресло к Сергею и заглянул ему в глаза.

— Сергей Исаакович… да что вы! Вы серьезно? Ну сами подумайте. У вас в академии — сплошь евреи. Зельдович, Харитон, Гинзбург… выдающиеся ученые. Ну, был культ личности… были отклонения. Сколько можно толочь воду в ступе?

— Я говорю не об участниках атомного проекта, таких как Курчатов, Сахаров и тех, что вы назвали… а об ученых, работающих по открытой тематике.

— Не вам мне объяснять, что социализм не совместим с антисемитизмом…

В кабинет вовремя вошла Вера Степановна и пригласила к столу. Ужин был самый простой. Отварного судака Сергей запил бокалом холодного цинандали. Прислуживала горничная в белой наколке и белом фартуке. Но не та, что сидела в коридоре. Другая.

После ужина еще раз зашли в кабинет. Фотография на письменном столе была повернута. Сергей увидел фото Веры Степановны.

— Значит так, Сергей Исаакович. Вам позвонит мой сотрудник, и вы подъедете к нам для выполнения небольших формальностей.

Телефонный звонок в квартире Сергея раздался на следующий день.

— Сергей Исаакович? Сериков Арнольд Иванович беспокоит. Могли бы подъехать к нам на Старую площадь сегодня, часа в три? Вам удобно? Вот и отлично. Подъезд пятый, пропуск заказан. Ждем вас.

Сергей оставил машину у Политехнического, прошел пешком до пятого подъезда. В пятом подъезде тоже все было откровенно. Голубые мундиры. Его подняли на нужный этаж, и он прошел по ковровой дорожке мимо широкой двери с надписью большими буквами: Секретарь ЦК КПСС, кандидат в Члены Политбюро Звонарев Денис Николаевич. «Интересно, — подумал Сергей, — почему у них имя и отчество пишется после фамилии». Но думать было некогда, он уже входил в кабинет Серикова. Хозяин кабинета сидел за столом с папками и телефонами, над которым висел все тот же портрет. Встретил незнакомого Сергея как родного.

— Не садитесь, Сергей Исаакович, не теряйте драгоценного времени. Спуститесь на этаж. В конце коридора комната с железной дверью и звонок. Вам откроют. Подпишите кое-какие бумаги. И сразу ко мне. Понятно? Вот и отлично.

За железной дверью оказались столы, стулья и окошко в стене. Через окошко чья-то рука протянула типографски отпечатанные листки. На первом, в правом верхнем углу, стояло «секретно». Это были правила поведения командированного за границей. Сергей подписал, не читая. Вернулся к товарищу Серикову.

— Подписали? Ну, вот и отлично. Значит так. Вам позвонят из управления внешних сношений вашей академии. Что нужно там уже знают… Ну, не все, конечно. О ваших семейных делах распространяться не следует, сами понимаете.

— Понимаю, — ответил Сергей.

— Вот и отлично. А решение на вас будет послано.

Сергей подумал: «Какой интересный омоним — решение».

До сих пор он занимался решением сложных математических задач.

Все произошло как обещал товарищ Сериков Арнольд Иванович. Через несколько дней утром в лаборатории Сергея раздался звонок. Звонила секретарь начальника управления внешних сношений. Очень вежливо спросила, удобно ли Сергею приехать к Петру Петровичу сегодня же после обеда.

— Удобно, — сказал Сергей и повесил трубку.

Петр Петрович был важной персоной. Впрочем, простые смертные в лицо его никогда не видели. Поговаривали, что он в чине генерал-майора КГБ и может запросто вызвать к себе на ковер самого президента Келдыша. И академики и доктора наук трепетали в ожидании решения на выезд за границу. Говорили, что решение приходит с нарочным в запечатанном конверте и попадает в специальную комнату за железной дверью. Вроде той, в которой Сергей уже побывал на Старой площади.

Секретарша в приемной встала навстречу Сергею и тут же отворила дверь в кабинет.

— Петр Петрович ждет вас.

Навстречу Сергею из-за стола поднялся грузный человек с пышной седой шевелюрой.

— Прошу садиться, Сергей Исаакович. И давайте без излишних промедлений. Вас приглашают куда-нибудь?

— У меня много приглашений. Я их годами складываю в папку.

— Очень хорошо. Спрошу иначе. Куда вас приглашают прямо сейчас?

— Прямо сейчас? — Сергей немного подумал. — Сейчас меня приглашают на месяц в Дижонский университет.

— Это Франция? Очень хорошо, прекрасная страна, — и генерал нажал кнопку. — Толстухину ко мне.

В комнату вошла женщина, отвечавшая за выезд во Францию.

— Мария Тихоновна, паспорт, визу и билет для Сергея Исааковича. — Когда вы хотите ехать? — спросил Петр Петрович, обращаясь к Сергею.

Сергей осмелел.

— Ну, скажем, через пару недель.

— Значит, через неделю все должно быть готово. Будут трудности, — сказал он, обращаясь к сотруднице, — прямо ко мне…

С той поры Сергей по нескольку месяцев в году работал в зарубежных университетах. Он объездил полсвета. Паша шутил, что его дважды в год впускают в Советский Союз.

А в ту первую свою командировку в Дижон Сергей привез Паше и Вере неожиданный подарок — зеркало. Настенное зеркало в старинной резной деревянной раме. На раме вырезана надпись: «Париж, 1892 год». Сергей и Катя привезли подарок в дом на набережной.