Автор неизвестен - Ведьмы из Варбойс. Хроники судебного процесса

Весь тот день, как и всю последующую седмицу, она подвергалась самым странным мучениям, крича от острой боли во всех своих членах. Аппетита она лишилась, так что все время ела едва столько, чтобы хватало для поддержания жизни. Ее ноги были воспалены и болели – она почти не пользовалась ими все те дни. Ее руки были всегда холодными и окоченелыми. Но самая страшная боль всю ту неделю постоянно сопровождала ее в голове, отчего она была беспримерно беспокойной во сне, большую часть ночи плакала и стонала, не отдыхая и не позволяя отдохнуть другим, спавшим рядом.

Кроме основных непрекращающихся телесных болей, у нее ежедневно, а также в ночное время случались различные припадки, увидев которые можно было подумать, что она расстается с жизнью. Внезапно, лежа на своей кровати, она начинала визжать и продолжала так часами. Иногда четыре или пять часов без перерыва. Другой раз она могла лежать будто в беспамятстве или в трансе, задерживая дыхание до четверти часа, а то и дольше, так что нельзя было ни заметить, ни почувствовать, дышит ли она вообще в это время. В конце концов она вздымалась вместе со своим животом, исключительно глубоко вздыхая и издавая громкий страдальческий стон, будто собираясь испустить последний вздох. Такой вид припадка был самым обычным для нее днем и ночью. Он прихватывал ее дольше всех других. А особенно долгим бывал, когда кто-то из друзей или кто другой из окружающих находился рядом, утешая ее.

Порой ее голову поднимало и держало так, пока вослед не вытягивало тело, ставя ее почти вертикально, при этом так жестко, что согнуть ее было никому невозможно. В таком припадке она хотела, чтобы ее голову сжимали, поскольку в противном случае, говорила, та расколется на части. Всегда просила ее держать, как чувствовала начало припадка. А когда вздымалась со своим животом, то дыхание у нее задерживалось до тех пор, пока она не достигала предельной высоты и, издав глубокий стон, внезапно опять валилась на стул. Чуть ли не всю ту неделю она пребывала в этой постоянной опасности и ежечасно старалась удержать жизнь, готовая с ней распрощаться.

Но в ту субботу весь день и особенно ночью она подверглась самому большому риску, чем когда-либо, так что родители и те, кто желал ей добра, думали, что она никогда уже не увидит солнечного света: настолько опасными были затруднения и столь много случилось острых приступов в ту ночь. Но Богу было угодно уже под утро дать ей некоторое облегчение, что стало доброй надеждой и утешением для родителей и друзей, опасавшихся за ее жизнь, поскольку она сама и ее сестры говорили прежде в припадках, что Нэн Сэмуэл поручила духу убить ее на этой неделе, как она поступила с леди Кромвель, но Бог не позволил ему.

Тем не менее, при всех этих обострениях совершенно точно, что всю неделю она, как и предсказывал дух, контролировала свои чувства без каких-либо ограничений, могла различать предметы, могла ответить на любой вопрос, когда бы ни спросили (кроме как когда у нее останавливалось дыхание, и в то время, когда она пребывала будто в беспамятстве), хотя потом на вопрос, что она тогда слышала, отвечала, что слышала всегда, но не могла говорить из-за остановившегося дыхания. И было замечено на этой неделе, что ей никак не смириться с близостью Нэн Сэмуэл, даже когда та только оказывалась в поле зрения или даже просто называлось ее имя. На вопрос о причинах этого она сказала, что не знает. Казалось, что был в этом какой-то секрет, потому что всякий раз, чем дольше они были рядом, тем более решительно вела себя девочка и мучилась более тяжко.

Когда прошла неделя и снова настало утро понедельника, она сказала, что чувствует себя относительно хорошо, и весь тот день у нее совсем не было припадков. Призналась только, что у нее болит все тело и ноги, будто она была избита. Последующую неделю она чувствовала себя относительно хорошо, но все же не без множества припадков и сильных болей в ногах, особенно ночью, поскольку им было свойственно обостряться именно ночью.

После этого, в понедельник, который был 19 марта [1593 г.], незадолго до ужина с мисс Джоан случился припадок. Когда ужин окончился, к ней опять явился Смак, которому она сказала: «Я верю, что Бог однажды воздаст за меня тебе и всей твоей компашке за то, что наказывали меня и моих сестер!» «Зачем, – спросил он, – ты претерпевала неделю мучений?» «Не твое дело!» – ответила она. «Я же говорил, – отозвался он, – что не смогу помочь, если только ты не отправишься в какой-нибудь другой дружественный дом».

«Поди вон и делай что угодно, по твоей воле я шага за дверь не сделаю. Я знаю, ты убил бы меня, если б мог, и сделаешь все, чтобы лишить жизни меня и моих сестер, но верю, что БОГ не позволит тебе. А если позволит, я буду совершенно удовлетворена, потому что лучше умереть, чем жить с этой постоянной болью, и быть не способной ни стоять, ни ходить».

Обменялись они и многими другими подобными речами. Затем она сказала: «Ты часто говоришь, что я должна оцарапать эту молодую ведьму накануне заседания Выездного суда, скажи теперь, когда это случится? Я охотно оцарапала бы ее. Последнее время я терпеть ее не могу, независимо от чего бы то ни было. Полагаю, это Бог возвел мое сердце против нее. Я есть не могу, если она где-то рядом. Мой желудок совершенно не может с этим справиться. И я таки не могу понять, почему. Скажи мне, в который день я оцарапаю ее?»

Тот ответил, что она должна поцарапать ее за два или три дня до заседания Выездного суда.

«Скажи, в который день это случится? – спросила она. – Пусть даже я никогда не поверю тебе».

Тот ответил, что это случится в понедельник перед заседанием Выездного суда, которое состоится в тот же день через две недели.

«Хорошо, – сказала она, – посмотрим, что будет. Я сохраню для нее свои ногти нечищеными и оцарапаю ее и за себя, и за мою тетю Пикеринг» (эта ее тетя была женой господина Джона Пикеринга из Эллингтона [48] Поселок Эллингтон (Ellington) расположен в Кембриджшире в 6 км от Хантингдона. в графстве Хантингдон и одной из двенадцати, кто был околдован, претерпевая множество тяжелых мучений с болями и онемением в ногах, так что не могла ходить).

«Хорошо, – сказала мисс Джоан, – Я точно оцарапаю ее когда бы то ни было. И пусть весь мир узнает, что она ведьма».

Потом Смак сказал: «Ошибаются те, кто думают о ней иначе. Я докажу это».

«Докажешь?! Как?» – переспросила она.

«Заставив тебя оцарапать ее».

«Ты заставишь меня?! – возмутилась мисс Джоан. – А если я не буду царапать ее?»

«Но ты поцарапаешь ее», – сказал он.

Так они долго пререкались об этом. В конце концов она сказала, что на самом деле хотела бы поцарапать ее, но таки не сделает этого, если будет иметь возможность выбрать. Смак настаивал, что она должна поцарапать ее так же, как сделали все ее сестры, из которых только две еще не поцарапали ее, но тоже должны. Оборвав беседу, мисс Джоан позвала Агнес Сэмуэл и сказала, что не выйдет из припадка до тех пор, пока та не прикажет духу удалиться, что горничная и сделала, а она немедленно стала здоровой.