Татьяна Ануфриенко - Так начиналась Мещура 

А Зое становилось всё хуже. Она всё время лежала, не хотела выходить на улицу.

Днём, когда мужчины и Марьяна были на работе, Прасковья Семёновна сказала:

— Клава, позови-ка Дарью. Не нравится мне, как Зоенька киснет.

Работа в лесу зимой

Дарья внимательно осмотрела девочку и, чуть помолчав, сказала:

— Беременна она. Не знаю, как и справится. Очень уж слабенькая.

— Пожалуйста, помогите, как сможете.

— Буду приходить, но… — Дарья вздохнула и покачала головой.

Девочка таяла на глазах. Каждую ночь Михаил лежал с ней в обнимку, крепко прижав к себе, хотел передать ей своё здоровье, свою силу. Он укорял себя за то, что не удержался и слишком рано соблазнил любимую. Но изменить уже ничего не мог.

«Надо было дать ей подрасти, окрепнуть», — запоздало думал он.

Но где уж тут окрепнуть? В таких условиях и с таким питанием продержаться бы и то хорошо.

Михаил не спал, прижимал к себе Зою и с болью в душе прислушивался к её слабому дыханию. Под утро она дышать перестала. Парень молчаливыми слезами заливал волосы и лицо любимой.

Дарья сделала всё, что было в её силах, но спасти девочку не удалось.

— Сестрёнка моя, прости, что не уберегла, прости, что не уследила, — убивалась Марьяна.

Зою хоронили все свободные от работы жители посёлка.

Михаил потемнел от горя. Скоро его нашли на дереве. Он свёл счёты с жизнью на том самом месте, где они встречались с Зоей. Похоронили его рядом с ней.

Некоторые возражали:

— Нельзя, он же сам наложил на себя руки.

Но Марьяна решила:

— Если они так сильно любили друг друга здесь, на земле, то пусть и там, на Небесах, будут вместе. Может, Боженька и простит ему.

На несколько дней посёлок погрузился в траур. Не то что шуток и смеха — даже разговоров было мало. Эта трагическая история задела всех.

А декабрь выдался морозным. Даже студёным. Коменданту волей-неволей пришлось отменить работу.

— Объявляется актированный день, — сказал он утром на ежедневном сборе, — из-за сильного мороза.

— Давно бы так, — расходились по скрипучему снегу работники.

— Когда уж обоз придёт? Не знаешь, что и делать, — жаловался Акакий охраннику, — спросят ведь с меня по полной. А как тут быть? Пообмораживаются — ещё хуже будет. — Он нервно ходил по комнате. — Хоть бы фельдшера какого прислали. Да ему нормальное жильё надо. А где его взять, нормальное? Вон уже почти все кашляют. Того и гляди, слягут.

— Есть у нас фельдшер.

— Кто? — от неожиданности Акакий остановился посреди комнаты.

— Николай Фролович Гололобов.

— Что же ты молчал?

— Сам недавно узнал, случайно.

— Зови его, зови скорее, — не терпелось коменданту.

Как только Гололобов вошёл, Кочегаров накинулся на него:

— Что ж ты молчал, что лекарь? На четыреста человек ни одного лекаря, а ты молчал.

Николай Фролович топтался на месте, теребя в руках шапку:

— Я спецпереселенец. Кто мне позволит?

— Ах, ты ж посмотри на него. Особого приглашения ждёт, — не унимался комендант. — Ты вот что, сейчас же напиши, какие медикаменты тебе нужны, самые необходимые. Придёт обоз — передадим заявку.

Пока Гололобов составлял заявку, Акакий Африканович в возбуждении отмерял шаги по конторе:

— Свой лекарь — и молчит…

— Вот, всё самое необходимое написал, — подал список Николай Фролович.

— Вот и хорошо, вот и молодец. Ты, э-э…

— Николай Фролович, — подсказал охранник.

— Да-да, Фролыч, ты в курсе, что у нас оставлена землянка для больных? Там и будешь принимать, ежели появится необходимость.

— А как насчёт работы? — поинтересовался лекарь.

— Пока больных нет, работай, как и раньше. Кстати, в какой ты бригаде?

— На ледянке.

— Не пойдёт, — задумался комендант, — очень далеко. В случае чего не добежишь до тебя. Вот что, Юрий Николаевич, переведём его сюда, на посёлок. Надо подумать, как это лучше сделать. Всё, можешь идти. Будешь у нас лекарем. Пока неофициальным, но я начальству отпишу. Там, в больничной землянке, мать с дочкой живут. Но они не помешают. Наоборот, в случае чего помогут.

Оставшись вдвоём с Юрием, комендант взял список:

— Так, что он тут запросил? Карболка, йод, зелёнка, хлорка, пирамидон. Это хорошо. Набор инструментов, бинты, вата. Ну на первое время хватит.

— Лишь бы всё прислали, — засомневался Юрий.

— Что пришлют, то и пришлют. Была бы заявочка. Ждём обоз, ждём обоз, — комендант положил бумажку ко всем подготовленным документам.

Мать и дочь Бердниковы неспроста напросились жить в землянку-лечебницу. Это была семья священника, отца Иоанна. Самого его арестовали ещё дома, а жену и дочь отправили сюда. Женщины не теряли надежды, что рано или поздно семья воссоединится, молили об этом Бога. Вставали утром рано и молились. Ложились поздно, весь вечер тоже молились. Вполголоса — нельзя было открыто. Потому и отделились, чтобы от людей подальше. Многие знали, что они молятся, но молчали.

Как-то днём встретились Бердниковой две женщины:

— Семёновна, можно мы вечером придём? Очень уж помолиться хочется, душа просит.

— Приходите, пока больных в землянке нет, только лишнего не говорите. Сами понимаете.

— Конечно, понимаем. Спасибо, Семёновна, до вечера.

С тех пор время от времени собирались женщины у Бердниковых на молитвы.

Шёл уже пятый актированный день. За водой на ручей мужчины ходили сами, женщин не пускали. В ручье вода не замерзла, а на реке укрепился лёд. Воду для бани брали тоже из ручья, так как на реке прорубь сразу затягивалась льдом.

— Танюш, что-то ты вялая в последнее время, — подсела к соседке Нина, — что-нибудь болит?

— Сама не знаю. Наверно, застудилась, неможется мне.

— Я тоже заметил, что-то неладно с моей любимой, — поддержал Нину Виктор.

— Может, за Дарьей сходить? — предложила Матрёна.

— Не надо, пройдёт, — отказалась Таня.

— Я всё-таки позову, — начала одеваться Матрёна.

— Сиди, такой мороз. Сам приведу, — остановил её Виктор.

Пришла Дарья, сняла пальто, подсела к Тане.

— Мальчики, выйдите, покурите. Мне надо её осмотреть, — приказала она мужчинам.

— Некурящие тоже? — пошутил Семён.

Через некоторое время Дарья сообщила:

— Будет жить ваша Татьяна. Простуда пройдёт. В ней новая жизнь зародилась. Радуйтесь.

— Как хорошо! — подсела к подруге Нина, обняла её, — и у меня ребёночек будет.

За короткое время Дарья стала необходима людям. Бабкой её уже не кликали, не подходило к ней это имя, всё чаще тёткой Дарьей или просто Дарьей называли. Она заметно похорошела, помолодела. Время лечит, а может, просто заглушает даже самые больные душевные раны. Её часто звали помочь, и она откликалась. Постоянно рядом была девочка Лена, которая тоже отвлекала Дарью от тяжёлых воспоминаний. О себе Дарья по-прежнему никому ничего не рассказывала. Лена расспрашивала её, но Дарья со вздохом отвечала: