Мой ГУЛАГ. Личная история

.

.

О том, что нашу семью коснулись репрессии, я узнала еще в детстве, мне было лет шесть или семь. Это так рано полученное знание всегда оставалось со мной, но по-настоящему стало актуальным лишь в 2011 году, когда я работала над фильмом о своей матери Вере Сергеевне Андреевой. Одним из сюжетов ее рассказа был арест деда в 1937 году. Оказалось, дедушку арестовали по доносу, и одним из его авторов был наш ближайший родственник, человек, который затем ушел на фронт, воевал, погиб при обороне Севастополя и всю жизнь был для меня героем. Тогда мне показалось, что, не осмыслив и не приняв тот факт, что это случилось с моей семьей, с моими близкими, с теми, кого я любила и уважала, мне будет очень тяжело жить дальше.

Я углубилась в тему репрессий, начала работать волонтером в Сахаровском центре, расшифровывала воспоминания узников лагерей и постепенно пришла к пониманию масштаба, а главное — общности той трагедии, которая прошла и через судьбу моей семьи. У меня появилась потребность сохранить воспоминания и переживания не только моих близких, но и истории других людей, переживших подобные испытания.

Так и возникла идея архива видеоинтервью. С этой идеей в 2013 году я пришла работать в Музей истории ГУЛАГа. Меня поддержали директор музея Роман Романов и тогдашний заместитель директора по науке Ирина Галкова. Она же активно участвовала в становлении проекта, помогала формулировать аспекты и направления его деятельности.

Несколько первых материалов я записывала самостоятельно, чуть позже присоединился режиссер и оператор Антон Андросов, с ним я ранее уже работала над визуально-антропологическим проектом по истории московского Зарядья 30–50-х годов. Он хорошо знал эпоху, о которой нам предстояло собирать материал.

В самом начале работы над проектом наиболее сложным процессом был поиск героев. Нам очень помог фонд Александра Солженицына и лично Наталья Дмитриевна Солженицына, она поделилась контактами живущих в Москве бывших узников лагерей. Некоторые наши первые респонденты приходили в музей сами и соглашались на съемки, видя в этой работе свою миссию. Так, первым в музей пришел один из самых дорогих лично мне героев — Юрий Львович Фидельгольц. Он попал в лагерь в 1948 году, был арестован после первого курса театрального института за то, что он и его двое друзей собирались и читали друг другу свои стихи. Юрий Львович дал интервью, проехал с нами по всем знаковым для него в Москве местам. Показал дом, в котором его арестовали, здание контрразведки, где он находился в предварительном заключении, отвез к Военному трибуналу, где судили его и двух его друзей, зачитывая их стихи как доказательство вины. После завершения съемок Юрий Львович активно принимал участие в проекте, приглашал домой волонтеров, читал свои стихи, рассказывал о жизни в лагере. Но такое понимание и желание сотрудничать в самом начале мы встречали у единиц. Чаще всего наши герои поначалу относились к нам с настороженностью. Прежде чем человек соглашался дать интервью, мы могли созваниваться в течение полугода, иногда и год. Были люди, которые много раз обещали встречу, а потом резко отказывались от участия в проекте.

Некоторые герои сами выбирали себе режиссера. Так, Татьяна Иваровна Смилга-Полуян, узнав, что я по первому образованию историк, беседовала со мной по телефону раз десять, подробно экзаменуя по теме Октябрьского переворота, а потом отказала в съемке, но легко согласилась на уговоры Антона Андросова без всяких экзаменов по истории.

С самого начала мы решили, что хронометраж нашего материала определяют сами герои. Они рассказывают нам о себе и своей жизни столько, сколько им кажется необходимым и интересным. К некоторым мы ездили в течение месяца, а к кому-то и в течение года. Средний возраст наших героев — от 80 до 100 лет, поэтому предсказать, как будет складываться работа, очень сложно. Бывали случаи, когда человек встречался с нами один раз, охотно рассказывал о себе, а на следующий день звонил и просил остановить съемки, говорил, что эти воспоминания и переживания забирают слишком много душевных и физических сил.