Дуглас Локвуд - Я — абориген

Зимой мы спим с собаками. Я клал под свое одеяло сразу шесть псов, и только тогда они меня согревали.

«Ночь шести собак» на языке леса означает очень холодную ночь.

Для сведения тех читателей, которые воскликнут «А блохи?!», я должен сказать, что они вовсе не переползают с собак на человека. Меня ни разу не кусали блохи с собаки, ни разу я не находил их на себе. Они верны своим хозяевам.

У нас есть несколько неписаных законов обращения с собаками.

Главный из них предписывает прятать или прогонять из лагеря собак при появлении поблизости вооруженного полицейского или патрульного офицера, хотя до этого дело обычно не доходит: почти все собаки и сами знают, что ружье несет им смерть и что если они не исчезнут, то станут для него мишенью. Поэтому каждый пес из лагеря аборигенов всегда готов обратиться в бегство.

Другой закон повелевает накормить мясом собаку, убившую добычу. К моему удивлению, я заметил, что собака, загрызшая гуану, валлаби или другое животное, не прикоснется к его мясу, даже в вареном и жареном виде, пока оно продолжает сохранять ее собственный запах. Она ест только животных, убитых другой собакой или человеком. Это, конечно, не относится к динго, которые сами ищут добычу.

С динго состязаются в хитрости и изворотливости ястребы и вороны. Если некоторые из них и попадают к нам в горшок, то только по случайности — счастливой для нас и роковой для них. Обычно они узнают о появлении охотника, когда тот еще только вступает в лес, и весьма успешно избегают встречи с ним.

Коршуны — мы называем их ястребами-поджигателями — ловкие охотники. Большую часть своей пищи они добывают и уничтожают на лету, особенно поблизости от лесных пожаров, пикируя сверху на спасающуюся от огня саранчу. Впрочем, насекомые для них только закуска. И ястребы и вороны — птицы плотоядные и не брезгуют даже тухлятиной. Мы их считаем уборщиками, ибо они очищают территорию лагеря от объедков мяса.

У меня хорошее зрение, но сколько раз я хотел иметь такие «телескопы», какими вооружены ястребы-поджигатели! Недаром выражение «ястребиный глаз» вошло в поговорку. Я видел, как эти хищники с огромной высоты кидались на маленьких мышей, крыс, ящериц, змей, которые на таком расстоянии, да еще за укрытиями, были бы, конечно, не замечены человеком.

Ястребы часто сами поджигают траву и лес, чтобы облегчить себе охоту, и этим вводят нас в заблуждение. Я видел, как ястреб хватает тлеющую ветку и, пролетев с полмили, бросает на сухую траву. Опаленные огнем и просто напуганные грызуны и пресмыкающиеся в дикой панике бросаются бежать и попадают в когти поджидающих их хищных птиц. Когда этот участок выгорает дотла, ястребы переносят огонь дальше. Мы называем такие пожары джалуран.

Почему это вводит нас в заблуждение?

Абориген, которому предстоит пересечь владения чужого племени, предупреждает о своем приближении. Это пережиток еще тех дней, когда племенная территория считалась священной и любое посягательство на ее неприкосновенность было равносильно объявлению войны. Даже сейчас нам не нравится, когда чужаки без позволения пересекают наши границы. Мы по-прежнему испытываем преувеличенный страх перед шпионами (недостаток, присущий, очевидно, не только аборигенам) и вовсе не хотим, чтобы на нашей земле охотились люди других племен.

У каждого племени есть свои специальные «курьеры» — если хотите, «дипломатические представители», аккредитованные в соседних племенах. Если корробори ябудурава должно состояться в Майнору, стране рембаррнга, последние направляют к алава «курьера» с жезлом-посланием — своеобразной нотой президента. Это означает, что нам предложено вступить в их владения.

Мне не раз приходилось выступать в роли «курьера». По дороге я через каждый час разжигал костер, извещая рембаррнга о своем приближении. Завидев столбы дыма со стороны реки Ропер, они уже знали, что я в пути, и высылали мне навстречу провожатых.

В ясные дни дым костра виден на расстоянии даже ста миль. Он всегда означает одно: поблизости находится путник. В юмористических книгах и на карикатурах дымовую сигнализацию часто изображают средством передачи сообщений на большие расстояния. Это неверно. Я никогда не слышал, чтобы столб дыма имел иное значение, помимо того что говорил о присутствии человека. Поэтому, конечно, ястребы, поджигающие траву поблизости от лагеря, сбивают нас иногда с толку.

Не только ястребы, но и мы обходились без спичек. До тех пор пока я не стал цивилизованным человеком, мне приходилось разжигать огонь при помощи круглой палочки из мягкого дерева — будаларра. Без нее я никогда не выходил из дому.

Зажав будаларр в вертикальном положении между ладонями и крепко прижав нижний конец к куску дерева, я быстрыми движениями рук взад и вперед заставлял его вращаться. Палочка терлась о дерево, и, как только оно начинало тлеть, я подносил тоненький кусочек жира гуаны, который всегда был под рукой, пучок сухих листьев и травы. Еще в школе я умел таким образом за две минуты добыть огонь.

В сезон дождей, когда сухой травы мало, я вынимал ее из термитника. Белые муравьи укрепляют длинными стеблями травы стены своих огромных земляных куч — точно так, как строители стальными полосами крепят железобетон. В этих кладовых термиты хранят и семена травы. Но должен предупредить, что получить огонь по моему способу может только тот, у кого ладони затвердели и покрылись мозолями, иначе пузыри появятся значительно раньше, чем дым.

Двое мужчин могут развести огонь меньше чем за минуту, быстро проводя по куску дерева ребром вумеры, как пилой. Я высекал огонь, ударяя одни о другой камни железняка до тех пор, пока не появлялась искра и не воспламеняла растертую в порошок траву.

Но увы! Мы живем в век спичек, зажигалок и запальных свеч. Мальчики аборигенов теперь вырастают, не умея добывать огонь своими руками.

Я уверен, что некоторые из них даже не слышали о таком способе. И, уж конечно, они не умеют бросать копье и бумеранг, найти человека по его следам или выследить в лесу животное.

Очень многие аборигены превратились в беспомощных горожан, которые добывают еду и питье при помощи только консервных ножей. Доведись им жить охотой, они умрут с голоду. Это одно из трагических последствий нашей быстрой ассимиляции с белым населением.

Не только ястребы облегчали себе охоту пожарами. Мы и сами часто так поступали, особенно в конце долгого сухого сезона, когда пищи мало и дичь прячется в траве, достигающей в высоту десяти футов. Возможно, этому наши предки научились у птиц.

Поджечь полукружие травы поручали старикам, слишком слабым для того, чтобы охотиться. Мы же, охотники, прятались за деревьями и кустами, с наветренной стороны. Завидев огонь и почуяв дым, кенгуру и валлаби кидались в сторону — прямо на нас. Но это не грозило им большой опасностью, пока они двигались, ибо попасть копьем в прыгающего кенгуру почти невозможно. К счастью для нас, они обычно покидали зону огня только тогда, когда были уже ослеплены дымом. Достигнув линии охотников, — а мы по долгому опыту знали, где прятаться, — они были вынуждены остановиться, ослепленные слезами, текущими из воспаленных глаз по шерстистой морде.