Дуглас Локвуд - Я — абориген

Я произошел от этого дикого народа.

Был такой кавалерист Джордж Монтэгю в полиции Северной территории, который в заключение отчета о карательной экспедиции против племени вулвонга написал: «Не могу не отдать должное точности попадания и скорости ведения огня из ружья системы „мартини-генри“».

На полях сражений в основном оставались лежать голые трупы чернокожих. Это служило бесспорным доказательством преимущества пули перед копьем.

Но самая страшная язва цивилизованного человека тайно проникла к нам вместе с торговыми судами из Макасара задолго до первого белого человека, первого белого ружья и первого водоема «святой воды».

Эти великие мореходы приплывали из вонючих селений, веками гнивших в грязи Азии.

Они пересекали Тиморское море и высаживались на северном берегу Арнемленда. Здесь они обменивали ротанговое дерево, ножи и топоры на жемчужные раковины и трепангов. Из залива Карпентария они при юго-восточных пассатах входили в устье реки Роз, где их встречали наши соседи — нунгубуйу.

У мореходов было много заманчивых безделушек. У нас были женщины.

Торговля, бесспорно, процветала [30] Начиная с XV века, а возможно, и раньше, северные берега Австралии систематически посещались индонезийскими моряками и торговцами, промышлявшими у берегов Австралии трепанг и жемчуг. .

Намного позднее, в девятнадцатом веке, китайских рабочих вербовали на строительство первой железной дороги Дарвин — Пайн-Крик на Северной территории. Их потомки-полукровки выделяются среди нас китайскими именами, совсем не соответствующими черным как смоль лицам.

Они нашли реку Ропер.

Они нашли нас вскоре после того, как мы впервые встретились со старателями, искавшими золото, со скотоводами, переправлявшими толпы табунщиков по прибрежным «дорогам» на Кимберли и еще дальше, со строителями, которые, заканчивая телеграфную линию Лондон — Сидней, тянули поющие струны из Дарвина в Аделаиду.

Эти люди приносили нам подарки в обмен на женщин. Кроме того, они приносили болезни. Они принесли проказу, смертельную болезнь израильтян времен Моисея. Незаметно подкрадывалась она к нам, уродовала тела, разъедала пальцы рук и ног, делала лица неузнаваемыми.

Мы — люди примитивные и не знали даже основ гигиены — в этом просто не было необходимости. Мы спали целой семьей вповалку, пользовались общей трубкой, пили из одного сосуда. Несколько музыкантов играли на одном диджериду. В лагерях кишмя кишели вши и другие паразиты. По ночам нас согревали собаки. Повсюду валялись гниющие отбросы пищи.

Но все это не имело ни малейшего значения в то счастливое время, когда мир, полный инфекции и разлагающейся плоти, был далеко от нас. Наши тела умели сопротивляться болезням, которые предки принесли с собой из Страны сновидений, хотя мы сполна получили по наследству свою долю хронической фрамбезии. Но как только коричневая, желтая и белая кровь стала смешиваться с черной, пренебрежение основами санитарии, как мы ее теперь понимаем, полное невежество в этой области повлекли за собой страшные последствия. Война, начатая микробами, нанесла нам чудовищный урон. Микробы беспрепятственно размножались в благоприятной для них среде, а в скученных лагерях передача инфекции от одного к другому и от другого к третьему была неизбежна.

Никто не знает, сколько людей с реки Ропер умерло только от проказы. Сейчас в лепрозории около Дарвина двести пациентов, из них одна шестая часть — мои земляки.

Вскоре после окончания войны тетка Агнес Нганиримба, взглянув однажды на моего младшего брата Джекоба Вуяинджиманджинджи, сказала: «У него проказа». Когда в следующий раз на реку Ропер прилетел санитарный самолет, доктор осмотрел Джекоба и подтвердил диагноз.

Джекоба отправили на Сточный Остров, где умерла наша мать. Потом это ужасное место закрыли и его перевели в Ист-Арм, современный лепрозорий около Дарвина. Двенадцать лет Джекоб был разлучен с семьей, но его вылечили сульфамидными препаратами и выписали из больницы. Теперь он, как и я, гражданин Австралии, свободный от ограничений, налагаемых законом белого человека. Впервые двое из одной семьи аборигенов удостоились такой чести. Нашей семье принадлежит также сомнительная честь иметь двух прокаженных. Несколько больных имеем мы и среди ближайших родственников.

Как и возмездие племени, проказа поражает самым неожиданным образом. Моя мачеха, родная мать, младший брат и брат двоюродный — его лучший друг — заболели. Отец, брат Силас, сестра Мерция и я избежали заразы, хотя Мерция несколько лет жила с матерью на Сточном Острове. Я делал несколько анализов — все они дали отрицательные результаты.

Еще не так давно прокаженные, услышав о прибытии на Ропер санитарного самолета, убегали в лес и там дожидались его отлета. Они знали по опыту, что большинство из тех, кого увозили на Сточный Остров, назад не возвращались.

Даже теперь лечение продолжается очень долго. Прокаженный знает, что не выздоровеет за две недели. Он должен покинуть племя надолго. Естественно, многие аборигены не хотят подвергаться изоляции, и я думаю, что сейчас в лесу прокаженных больше, чем в больнице Ист-Арм.

Принято считать, что проказа не очень заразна и передается только при длительном и близком контакте. Я сомневаюсь, что это так, — слишком уж много больных среди аборигенов на реке Ропер.

Согласится больной, особенно женщина, лечиться или нет — зависит не только от его желания. Женщина не может по своей воле покинуть семейный лагерь. Это решает только ее муж, а он опасается — и не без оснований, — что больше ее не увидит. Он не уверен, что врачи сумеют вылечить проказу. Ну а если он уже достиг преклонного возраста, то будет всячески сопротивляться госпитализации жены, не желая оставаться без нее, особенно в старости, когда она сумеет всеми правдами и неправдами раздобывать ему табак. Отъезд жены в больницу лишит его многих удобств. В некоторых племенах стариков не ждет ничего хорошего. Не удивительно, что многие из них предпочитают видеть, как медленно гибнут близкие, даже если это угрожает распространением инфекции, лишь бы не отправлять их в больницу.

Знахари племени бессильны против проказы. Они и не пытаются ее лечить, понимая, очевидно, что им с ней не справиться. Зато у нас есть патентованные средства против других болезней. При фрамбезии, например, применяют примочки из сырой земли или красной охры.

Простуду знахари лечат микстурой из прокипяченных листьев чайного дерева. У нас нет бутылок для хранения настойки эвкалипта, поэтому сок высасывают непосредственно из черенка листа или просто вставляют лист в нос.

Клейкое вещество, вывариваемое из растения под названием гуйя, успешно используется для лечения дизентерии. Алава прикладывают гуйю к ранам, полученным в лесу.