Дуглас Локвуд - Я — абориген

Есть у нас еще одно средство, настоящая панацея от всех недугов. Мы верим, что оно помогает при любых недомоганиях, начиная от перелома костей и кончая венерическими заболеваниями. Это будига. Ее тоже варят из листьев. Она, конечно, не может заставить сломанную ногу срастись, но, выпив будигу, пациент впадает в бессознательное состояние — что нисколько не удивляет меня — и не испытывает боли, когда ему перевязывают ногу полосками чайного и бутылочного дерева. Будига — наш примитивный пантопон.

Теперь, имея некоторое представление о медицине, я рад, что ни разу не получил серьезного ранения и не болел и был потому избавлен от услуг наших знахарей, которые подчас куда опаснее самой болезни.

Школьником я помогал в амбулатории миссии медицинской сестре (обычно ее обязанности выполняла жена управляющего): промывал и перевязывал раны и ссадины и следил за последующим лечением больных в природном солярии. Это пробудило во мне интерес к медицине, сохранившийся по сей день.

Но прошло немало времени, прежде чем я смог посвятить себя служению ей в качестве водителя санитарной машины и личного ассистента белых врачей.

До этого мне пришлось работать табунщиком, конюхом, объездчиком и водителем грузовика.

За это время мне ни разу не потребовалась помощь племенного костоправа. Бесспорно, мои «сновидения» оберегали меня.

Но впереди меня ожидало еще много волнений и опасностей!

Мой отец, Барнабас Габарла, высший джунгайи и главный скотовод, пострадал из-за жеребца по кличке Шотландия. Когда отец его объезжал, жеребец отчаянно брыкался, прыгал и вставал на дыбы. От сотрясения позвоночника отцу парализовало ногу, и он не смог без посторонней помощи сойти с седла. Барнабас так и остался на всю жизнь калекой.

Однажды, вскоре после того как я окончил школу, Стэнли Порт сказал:

— Филипп, я думаю, тебе следует стать скотоводом.

Я хорошо понимал, что это значит.

Я видел, как брыкались в манеже дикие лошади, как они с хрипом раздували ноздри и неистово молотили ногами в отчаянной попытке искалечить своего мучителя, как сверкали их обезумевшие от ужаса глаза.

Я видел, как они с силой бросали людей на деревянный забор манежа, как топтали их копытами, как выносили изуродованных объездчиков.

Помню, прилетал санитарный самолет и увозил пострадавших в больницу. У одних были переломы, другим острой веткой чайного дерева или куста выкололо на скаку глаз, третьих поддел на рога вол, когда они учились опрокидывать его навзничь.

Я знал, что это опасная работа, связанная с почти неизбежными ранениями. Лошади станут лягаться и так подбрасывать меня, что спина моя будет чуть ли не разламываться пополам.

И все же я ни минуты не колебался.

Я ездил верхом на лошадях миссии, едва научившись сидеть на них. Ездил без седла, без одежды. Лошадь без упряжи мчалась по прибрежным равнинам, и черное тело сливалось с черной гривой, как это было в тот чудесный день, когда мы пролетели мимо горки и Роджер Гунбукбук сломал себе ребра. Если уж надо было работать, то лучше всего с лошадьми.

— Мне это по душе, — ответил я.

— Хорошо, — сказал Стэнли Порт. — Поговорю с Сэмом Улагангом, пусть он займется с тобой.

Сэм! Сэм Улаганг! Итак, мне снова пришлось терпеть заносчивость Сэма, того самого Сэма Улаганга, который много месяцев заставлял меня носить за ним копья и вы-

Говаривал мне, если, идя по следу, я ставил ногу не туда, куда нужно. Сэма, чье скрытое под маской дружбы презрение чуть не довело меня когда-то до отчаяния. Я снова выслушивал его насмешки и с трудом подавлял в себе желание пронзить его копьем всякий раз, как, подымаясь с грязной земли манежа, замечал его усмешку.

— Сэм, попридержи-ка лучше язык, — бормотал я.

А когда он начинал меня пилить: «Парень, ты когда-нибудь ездил верхом?», «Парень, ты знаешь с какой стороны садиться на лошадь?», мне казалось, что в один прекрасный день мы с Сэмом сквитаемся на банбурре.

Но со временем я понял, что Сэм не только лучший охотник и следопыт, но и лучший скотовод на всей реке Ропер. Я решил перенять у него все, что мог, и стать по крайней мере вторым после Сэма объездчиком в наших краях.

Сэм не знал жалости. Он не скупился на насмешки при малейшем поводе, стараясь, таким образом, научить меня укрощать буйных жеребцов, которые, казалось, хотели одного — убить меня копытами. Когда я, словно мешок с картошкой, летел на землю — а это случалось постоянно, — Сэм не проявлял ни малейшего сочувствия.

— Вставай! — кричал он. — Вставай, садись обратно! И постарайся удержаться хоть на этот раз! Или ты воображаешь, что катаешься по скользкому склону?

А когда я обуздал моего первого жеребца — какое это было торжество! — Сэм и на этот раз остался равнодушен.

— Ну давай гони его! — кричал он на меня целыми часами. — Набрасывай лассо! Давай, давай подтягивай, чтобы он начал задыхаться и упал. Вот так, хорошо, а теперь немного ослабь лассо! Как он встанет, затяни опять! Давай тяни, тяни! Одну веревку захлестни вокруг шеи, другую вокруг ноги. Не торопись, осторожно! А теперь тяни веревку, чтобы оторвать его ногу от земли. Так, так, правильно… Эй! Никогда этого не делай! Не показывай лошади, что ты ее боишься! Ты хозяин! Помни это, и лошадь пусть помнит, иначе ты проиграешь еще до того, как начнешь. Ну, теперь подходи… Разговаривай с жеребцом… Брось ему на спину мешки… Погладь его… Чувствуешь, как он вздрагивает под твоей рукой? Погладь еще. Ласкай его, ласкай хорошенько, пока он не перестанет тебя бояться. Ну, теперь клади седло… Осторожно, не спеша, не торопись, тихо-тихо… Подтяни подпругу! Еще, еще! Через минуту ты поймешь, как это важно! Теперь подводи подхвостник. Вытягивай веревку из-под ноги! Осторожнее, сейчас он начнет брыкаться. Брыкайся, красавец мой, брыкайся, сколько душе твоей угодно! Вверх! Вниз! Ах, ты не можешь сбросить седло? Еще бы, Вайпулданья хорошо затянул подпругу! Не нравится тебе, а? Ничего, ничего, привыкай! Привыкай и к хлысту и к шпорам, к тому, чтобы скакать за стадом и есть из руки Вайпулданьи, если он не побоится подносить ее к твоей морде. Эй, Вайпулданья, тебе нравится объезжать лошадей, а?

Так он насмехался надо мной, пока обезумевший жеребец метался по манежу, вставая на дыбы и вскидываясь в отчаянных усилиях сбросить с себя седло. Он даже опрокинулся на спину и, объятый диким животным страхом, заржал, но тут же снова вскочил на ноги.

— Не хочешь ли проехаться на этом красавчике, а? — продолжал изводить меня Сэм. — Что, небось мурашки по спине забегали? Теперь давай сними седло. Подними переднюю ногу жеребца! Ухватись за бабку и заставь его поднять ногу… Хорошо, теперь другую. И гладь его, гладь, все время гладь… А сейчас веди его вперед, чтобы он знал, как двигаться, что делать, когда ты натягиваешь поводья. Ты готов?