Сергей Носов - Книга о Петербурге

Конечно, сюда можно было бы войти сразу — через подворотню с Фонтанки, но тогда бы мы не оценили всей замысловатости нашей дворовой системы. Сознаюсь: иногда мне хотелось удивить гостей, раньше у нас не бывавших, и я ради шутки вел их домой не с Московского через проходную парадную и не с Фонтанки через свой двор, а через двор этот, соседнего дома, — то есть путь мы преодолевали обратный нашему. Гости всегда изумлялись числу подворотен и поворотов. А потом не знали, как выйти. Но я, добрый человек, выводил их теперь кратчайшим путем.

Шутки, однако, в сторону — сейчас о серьезном.

Летом 1999 года был здесь пожар. Говорят, один из самых сильных в жилом фонде за всю послевоенную историю города. Огонь охватил три этажа в левом крыле дома, прорвался на крышу. Трагедию усугубили два взрыва — то ли газовые баллоны рвануло, то ли кто-то хранил в квартире взрывчатку. Люди выпрыгивали из окон. Всего погибло пять человек, двоих пожарных покалечило взрывом. Случилось это на сто двадцатом году существования дома, так и нетронутого капитальным ремонтом. Пожар в старых петербургских домах — страшная вещь. По деревянным перекрытиям огонь распространяется мгновенно.

Кстати, о пользе брандмауэров. Кто знает, не было бы здесь стены из огнеупорного кирпича, высотой превосходящей крышу, и огонь мог бы перекинуться на соседнее здание — главный корпус клиники ВМА.

Сгоревший флигель расселили. Каменная коробка дома смотрела во двор пустыми окнами; у черной от гари стены лежали на асфальте балки перекрытий, частично или целиком обугленные, их никто не увозил. Наступила зима, снег скрыл черноту головней — дрова как дрова. В эту зиму с паровым отоплением были в нашем доме проблемы, батареи почти не грели, не хватало тепла. Мы позвали трубочиста, едва ли не единственного на весь район, трубочист похвалил печку, которую не топили многие годы, залез на крышу, испытал дымоход и сказал, что тяга хорошая. Взяли мы однажды с моим одиннадцатилетним сыном саночки и двуручную пилу и пошли во двор дома сто восемь. Балки были толстые; уцелевших концов метра по полтора длиной мы смогли отпилить штук восемь-десять. Все свезли на санках известным путем. Потом я уже на стандартные чурбаны по мере необходимости распиливал их самостоятельно, обычной ножовкой, и рубил колуном во дворе — на зиму нам хватило. А цельными чурбаками, поставленными на попа, ростом мне по плечо, они, еще не распиленные, в прихожей и на кухне стояли, как отряд деревянных дозорных.

Вернемся, однако, на задний двор и посмотрим, как наша дворовая система развивается в другую сторону. Я сказал, что в юго-восточном углу (в правом дальнем) есть проход, но не каждый знает об этом. Действительно, постороннему человеку, для чего-то забредшему сюда, может издалека показаться, что две глухие стены, сходящиеся под углом шестьдесят градусов, капитально сочетаются, образуя угол в обычном, житейском понимании слова, — но это ошибка. Проход есть. Несправедливо было бы его назвать щелью, теоретически тут может проехать легковая машина (хотя непонятно для чего). Было время — и на моей памяти, — когда проход этот преграждала стенка в один кирпич, как бы исправляющая ситуацию невстречи тех двух главных глухих стен; воздвигли ее после того, как убрали со двора гаражи и сараи, — будто бы таким образом криминальным элементам усложнялся путь к отступлению, в случае если бы их преследовали по нашим дворам силы правопорядка. Ныне препятствий нет никаких — и милости просим.

Повернув за угол, переступив границу прежнего домовладения и продолжая мысль в том же роде, невольно вспоминаем Леньку Пантелеева, знаменитого петроградского бандита, — вот кто знал проходные дворы. Но не только поэтому. Слева все та же кирпичная стена, — там за ней, в морге Обуховской больницы, совсем рядом, в феврале 1923 года, благо был мороз, выставлялся труп налетчика. Те, кто не верил в смерть «неуловимого», могли посмотреть на синее лицо, искаженное гримасой, и оценить дырку от пули, выпущенной Иваном Бусько.

Да вот и Ленин Владимир Ильич знал толк в проходных дворах и, конечно, ценил междворовые переходы — особенно когда снимал жилье нелегально. При чем тут Ленин? Минутку, минутку…

Ну а в самом деле, кто сюда еще зайдет, кроме нас и клиентов прачечной (вполне современной: «стирка постельного белья, рубашек, блузок, одеял, пледов»), что разместилась на первом этаже двухэтажного флигеля, — и как они только дорогу находят сюда? Хотя — почему ж не найти. В девяностые здесь, напротив прачечной, пекарня была на первом этаже дома, что по правую руку, и я, вспоминаю, торт покупал из окна к семилетию дочки…

Иными словами, задворки у нас уже и не задворки, а получается — двор; стоило лишь спиной повернуться к Обуховской больнице. Притом двор большой и даже светлый как будто; под ногами плитка, и все ухожено. Мало того: очередная подворотня в очередной двор приглашает…

Где-то здесь во дворах, в какой-то из квартир, в какой-то из комнат — с мая по август 1906 года — проживали некто Чхеидзе (имя его нам неизвестно) и некто Прасковья Онегина. В общем, сразу скажу, это были Ульянов и Крупская. В Петербург они приехали нелегально после Стокгольмского съезда и поселились тут с фальшивыми паспортами. Чхеидзе иногда становился Карповым: когда он выступал перед демократически настроенной аудиторией. А публикации этих дней шли у него или без подписи, или с подписью: Н. Ленин.

Съехали они отсюда, когда начались аресты однопартийцев, и прямо в Финляндию, в Чукоккалу (вспомним автора «Бармалея») — «в малую эмиграцию», как говорила Крупская.

Любопытно вот что. Ленин, будучи нелегалом, за эти три месяца посещал различные адреса, иногда с ночевкой, и многие из них известны точно: улица, дом, квартира, — потому как вспоминали потом товарищи о своих встречах с Владимиром Ильичом. Но похоже, у себя Ленин и Крупская никого не принимали — по соображениям конспирации. Неизвестна не только квартира, но и точный номер дома — не то 18, не то 20 по тогдашнему Забалканскому проспекту. Как ни крути — в этих дворах, принадлежащих нашей дворовой системе.

Вот и Крупская спустя годы первое, что вспомнила, — это двор: «Двор был проходной, жить там было удобно». Слова настоящего конспиратора, знающего цену проходным дворам. Жить было бы еще удобнее, «если бы не сосед, какой-то военный, который смертным боем бил жену и таскал ее за косу по коридору, да не любезность хозяйки, которая усердно расспрашивала Ильича о его родных и уверяла, что знала его, когда он был четырехлетним мальчуганом, только тогда он был черненьким…»

Даже для въедливых биографов Ленина, даже тех из них, кто проявлял сверхусилия к столетнему юбилею, этой информации оказалось мало, чтобы уточнить номер дома и определить номер квартиры.