Александр Стесин - Африканская книга

В общении с местными врачами тоже имеются свои вполне предсказуемые правила. Никакой тонкой психологии тут нет. Вся игра — держаться так, как подобает крупному специалисту, и в то же время дать принимающей стороне почувствовать, что и они — специалисты, может, не менее крупные, чем ты, но стесненные обстоятельствами. А разве это не так? В Африке мало врачей, но те, что есть, — из самых талантливых и квалифицированных, каких ты когда-либо встречал. Так что ложь не в том, что они — не хуже тебя, заморского гостя. Наоборот: они, возможно, лучше. Но вот этого ни в коем случае признавать нельзя. Такое признание ни у кого не вызовет положительных эмоций. Твое дело — не заноситься, однако, проявляя уважение, всегда поддерживать определенный градус превосходства. Соблюдать эти негласные правила, пока не завяжутся (если повезет) нормальные человеческие отношения.

Что в Америке, что на Мадагаскаре иерархичность профессиональных отношений внутри больницы легко определить по форме одежды и по тому, кто где сидит во время утреннего консилиума. И вот я принимаю участие в собрании, на удивление мало отличающемся от тех, к которым я привык в Нью-Йорке. Здешний онкологический консилиум, как и прочие совещания, проводится в ординаторской библиотеке. Кажется, это наиболее пригодное для жизни помещение во всем госпитале Равуаханги Андрианавалуна. Просторная солнечная комната с балконом, выходящим на какую-то вечную стройку. Вдоль противоположной балкону стены — книжные стеллажи, полупустые. Несколько учебников и общемедицинских справочников, все на французском. На стене, прилегающей к стеллажам, висит проекционный экран, подключенный к ноутбуку. Посреди комнаты — большой круглый стол, за которым сидят человек пятнадцать ординаторов в мятых белых халатах. Эти пятнадцать — вся поросль будущих врачей-онкологов на двадцатимиллионную страну, crème de la crème. Во главе стола — холеный человек в черном костюме и белой рубашке с запонками: главхирург. На вид ему лет сорок пять. В юности наверняка был спортсменом и до сих пор подтянутый, но с уже приличным брюшком. Брюшко придает солидности. Он похож на дипломата или министра. Министр и есть. Министр здравоохранения Мадагаскара, главхирург по совместительству. Было бы странно, если бы, занимая такую должность, он продолжал оперировать и вести пациентов. Клиническую практику он, конечно, давно оставил. Но, к его чести, продолжает учить ординаторов, читает им лекции. Узнав о моем приезде, решил организовать онкологический консилиум с моим участием. «Можете называть меня просто Жан-Луи, мою фамилию вам не осилить. Хотите попробовать? Ну хорошо: Рандриандзафисаминдракутрука». В моем присутствии он то и дело переходит на английский, сыплет американизмами. Я восхищаюсь его знанием английского и перехожу обратно на французский. Когда он снова вворачивает американскую идиому, я в свою очередь пускаю в ход кое-что из своего скудного запаса «тени малагаси». Жан-Луи отдает должное моим домашним заготовкам. Я сижу напротив него, на мне серый твидовый пиджак, голубая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей (если бы я тоже напялил черный костюм и галстук, это было бы неправильно со всех точек зрения). Ординатор Нурусуа представляет сложные случаи для обсуждения. На проекционном экране мелькают гистологические слайды, аксиальные томограммы. «Это у нас что за сосуд? А это?» — главхирург экзаменует ординаторов по анатомии. Проверяет знание системы стадирования, объясняет диагностику. Всё, как в Америке, пока не доходит до обсуждения самого лечения. С этого момента все разговоры принимают характер схоластических изысканий: с тем же успехом можно было бы считать ангелов на острие иглы. «Спросим нашего американского коллегу: как бы у вас стали такое лечить?» На экране появляется фотография пациентки с двумя головами. Вторая голова — это опухоль щитовидки, разросшаяся до исполинских размеров. Малагасийские коллеги предложили лечить радиоактивным йодом.

— Одним радиоактивным йодом такое не уберешь, — сказал я. — Я бы посоветовал провести сначала циторедуктивную операцию, а потом уже — курс внешнего облучения плюс-минус радиойодтерапия.

— Принимается, — подхватил главхирург. — Вы все поняли, что он сказал? Ровно так и следовало бы поступить, если бы всё, что упомянул американский доктор, было в нашем распоряжении.

После консилиума он долго водил меня по больничным коридорам, рассказывал и показывал, так толком и не решив, какой линии лучше держаться, «вот чего мы добились» или «вот как у нас все плохо». Много шутил, а когда не шутил, машинально толкал дежурные речи о своем радении за благосостояние малагасийского народа. Повторял, что для него, малагасийца, главное местоимение — «мы». Но ведь в малагасийском языке есть два варианта «мы»: «исика» («мы с вами») и «изахай» («мы без вас»); интересно, какое из этих слов он имел в виду, произнося французское «nous»? Закончив экскурсию по больнице, он посмотрел на часы: время к обеденному перерыву. Предложил продолжить наше знакомство в ресторане Infinithé.

За время пребывания в Тане мы с Алисой успели стать завсегдатаями этого заведения. Находилось оно через дорогу от больницы, и мы обедали там почти каждый день. Грех жаловаться: атмосфера парижского бистро; из динамиков доносится Жан-Жак Гольдман или Франсис Кабрель. В меню тоже Франция, эскалопы из фуа-гра, а для тех, кто не боится экзотики, имеется полный ассортимент малагасийских деликатесов: розовый рис из региона Алаутру-Мангура, курица в ванильном соусе, «ачар» из квашеного манго, «ласари» из тушеной капусты со стручковой фасолью и трудноопознаваемыми пряностями, тушеные листья ямса с креветками, копченый угорь «амалуна», начиненный гусиной печенкой, «равитуту» из горьковато-душистых листьев маниока с мясом зебу в кокосовом молоке, бобы «вуандзубури», которые так ценятся здесь за странный землисто-ореховый вкус, жаркое из языка зебу в томатном соусе, непременный суп «румазав», оладьи из рисовой муки и кокосовой мякоти с начинкой из жженого сахара. Все качественное и вкусное, все чистое и красивое. Словом, оазис для экспатов посреди тяжелого африканского мегаполиса. Место, где можно отдохнуть душой и испытать угрызения совести. В Гане я, молодой и принципиальный, старался держаться подальше от таких оазисов. А теперь сдался: готов к помещичьей сытости и небольным уколам совести. Готов слушать показательные истории, которыми министр здравоохранения, он же главхирург госпиталя Равуаханги Андрианавалуна, угощает за ланчем американского коллегу. Готов украдкой конспектировать эти байки в айфон. Вот, например: в 2009 году на Мадагаскаре произошел путч, в результате которого к власти пришел тридцатичетырехлетний Андри Нирина Радзуэлина. До того как занять пост президента Высшей переходной администрации, Радзуэлина был мэром Таны, а еще раньше — диджеем и организатором массовых развлекательных мероприятий. Как будет видно дальше, опыт массовика-затейника пригодился ему и на новом посту. Получив президентский мандат от временного правительства, Радзуэлина первым долгом озаботился проблемой здравоохранения. В труднодоступных районах страны были построены госпитали, было закуплено современное оборудование. Но как раз при закупке медицинских приборов и проявился президентский талант к устроительству эффектных шоу. Оборудования было приобретено ровно столько, сколько необходимо для кампании: по одному экземпляру каждого прибора на всю страну. В итоге оно стало чем-то вроде переходящего знамени: его подвозили к церемонии открытия нового госпиталя, использовали для фотосессии и везли дальше. С тех пор все эти «новые госпитали» пустуют. Ни оборудования, ни врачей, ни пациентов, эдакие потемкинские деревни. Кстати, о нехватке врачей. Некоторое время назад правительство постановило зачислить деревенских знахарок в ряды официально зарегистрированных медиков. Решили таким образом поправить статистику. С точки зрения государственного чиновника этот ход конем имеет полный смысл. А с медицинской точки зрения получается интересно: знахарка, у которой теперь есть лицензия врача, своего подхода к лечению, естественно, не меняет. Получив официальную выписку и рецептуру из городской больницы, куда больной ездил на обследование, она прописывает традиционное средство: плюнуть на банановый лист и приложить ко лбу. В чудодейственные свойства слюны на Мадагаскаре очень верят. Верят шаманам и колдунам, а от настоящих врачей, которых присылают из столицы, деревенские пренебрежительно отмахиваются: «Небось стажер какой-нибудь». Ну, и последняя история, а то что-то мы тут засиделись, пора обратно на работу («Афакалаина вэ ни адисьон, азафадь?» [257] Можно нам счет, пожалуйста? ). Эта история — уже про американцев, доброхотов из фонда Гейтсов, а может, еще из какого фонда. В качестве гуманитарной помощи фонд прислал на Мадагаскар большое количество противомоскитных сеток [258] Подозреваю, что ту же историю — с поправкой на географическое название — выдают за местный случай и в Намибии, и в Нигерии. . Наладили поставку этих сеток в отдаленные от столицы регионы, распределили по деревням, чтобы выдавать по сетке на семью. Через некоторое время приезжает комиссия. Смотрят: сетки на коров надеты. «Эх, — вздыхает инспектор, — дремучий народ, даже с противомоскитной сеткой не смогли управиться». А старейшины отвечают: «Под одну сетку все семейство не спрячешь, пришлось выбирать. Корова же — самый важный член семьи; если она погибнет, все с голоду перемрут». Так-то, my American friend.