Сергей Балмасов - Русский штык на чужой войне

Боливийцы, опираясь на союзные чилийские порты (в первую очередь, через Арика), от подобных ограничений страдали мало, и запрет на поставку товаров военного назначения прежде всего бил по «сухопутному» Парагваю, не имевшему собственных океанских баз [1121].

Зарубежные контрабандисты перегружали оружие и боеприпасы в море на чилийские корабли, не подлежащие досмотру, и смертоносные грузы продолжали исправно прибывать к боливийцам [1122].

Показательно, что при этом Чили демонстративно провозгласила эмбарго против обоих участников войны и призывала придерживаться этого правила и другие государства.

В результате до самого конца войны Боливии продолжало исправно поступать все необходимое для продолжения боевых действий. И если бы эмбарго на поставки вооружений соблюдалось четко, то, судя по всему, мир наступил бы гораздо быстрее и с более печальными для боливийцев результатами.

В результате битвы за Нанаву был достигнут перелом в боевых действиях. Первый, «оборонительный» для Парагвая этап войны (май 1932 – ноябрь 1933 гг.) завершился.

В ноябре 1933 г. парагвайцы начали победное контрнаступление, и с этого времени они продвигались почти безостановочно. Забегая вперед, следует сказать, что к началу 1934 г. боливийцы оставили большую часть Чако Бореаль. Если в начале войны они находились всего в 150 километрах от парагвайской столицы, то теперь их отбросили с этого рубежа на 200 километров.

Правда, это стоило русским новых потерь. Генерал И.Т. Беляев 27 сентября 1933 г. писал: «Война ведется в полном напряжении, очень самоотверженно и с успехом. Только что геройски пал поручик (по другим данным – капитан . – Ред. ) Малютин, как все русские – пал впереди всех. Раненых, благодаря Богу, мало – Унгерн, Емельянов и Тарапченко» [1123].

Боевой дух парагвайских частей был на подъеме. Очевидцы свидетельствуют, что их видели бодро марширующими на фронт и поющими переведенные Иваном Беляевым и Николаем Корсаковым на местные языки русские военные песни, которые им очень понравилось. Особенно их любили петь парагвайские конники [1124].

В частности, по имеющимся свидетельствам, наибольшей любовью у парагвайских солдат и офицеров пользовалась белогвардейская «смело мы в бой пойдем…» и актуальная для местной жизни «Три деревни, два села, восемь девок, один я» [1125].

Таким образом, важный элемент русский культуры, в том числе и воинской, был перенесен на парагвайскую почву. Поэтому попавшие в Парагвай, услышав вдруг местное пение под знакомую мелодию, быстро перестали этому удивляться.

В боливийских же частях царило уныние и усиливались пораженческие настроения. После поражения под Нанавой боливийская армия стала буквально разлагаться на глазах. Это происходило не только на фронте, но и в тылу.

Очевидцы свидетельствовали: «В нашем городе было немало «эвакуированных» мужчин без руки или ноги, с тяжелыми ранениями. Среди них зрели революционные настроения». Параллельно этому, постепенно менялось и их отношение к парагвайцам от прежнего самоуверенного «в пепел!» до уважения, когда война стала близиться к концу [1126].

И месяц от месяца все больше солдат противника сдавались в плен. Другие отказывались выполнять приказы командования. Так, поэт и революционер Боливии Рауль де Бехар был расстрелян в форте Сааведра по приговору военного трибунала за то, что призывал боливийских и парагвайских солдат по примеру большевиков повернуть штыки против «своих угнетателей-империалистов». Его последними словами перед смертью были: «К счастью, я не успел еще убить ни одного своего парагвайского брата! [1127]»

По мнению Беляева и Эрна, этим кризисом следовало воспользоваться и превратить его в настоящий разгром противника. Для этого они советовали главнокомандующему Эстегаррибиа воспользоваться поражением боливийцев под Нанавой и перерезать их коммуникации, в реальности представлявшие собой одну-единственную дорогу между фортами Алиуата и Сааведра.

Сделать это в условиях пересеченной, покрытой джунглями местности было бы несложно даже небольшому диверсионному отряду. После того, как снабжение их гарнизонов, находившихся в сильной зависимости от поставок извне, было бы прервано, боливийские укрепления можно было захватить со сравнительно небольшими усилиями и потерями. Однако Эстегаррибиа вместо этого решил очистить от противника сектор Чаркас.

Первоначально в контрнаступлении были задействованы 10 тысяч человек, а в ходе самой операции Эстегаррибиа увеличил это число в два раза [1128]. Однако парагвайцы встретили ожесточенное сопротивление и понесли большие потери, не достигнув успеха [1129].

Русские офицеры предвидели такой результат и выступили против операций в Чаркасе, хотя, как известно, в армии подчиненные должны беспрекословно исполнять все команды начальства.

Тем не менее наши соотечественники и на этот раз исполнили волю Эстегаррибиа, хотя и критиковали его решение. Были ли они правы? Исходя из армейской субординации – нет, но морально – безусловно, да. Ведь это им подсказывал более богатый, чем у Эстегаррибиа, боевой опыт. Да и сама жизнь доказала их правоту.

Так, командир 2-го полка 4-й дивизии майор Серхио (Сергей Салазкин), обратился в связи с этим с рапортом к своему командиру полковнику Фернандесу. Опираясь на опыт Первой мировой и гражданской войн, во время которых он воевал в составе Текинского полка, русский офицер возражал против плана главнокомандующего, доказывая, что атаковать в лоб хорошо укрепленные позиции противника абсурдно. Его поддержал и командир 3-го полка 4-й дивизии майор Мориниго.

Однако сам Фернандес расценил подобные действия своих полковых командиров чуть ли не как мятеж. Позднее он написал в своих воспоминаниях: «Салазкин получил от меня нагоняй за то, что он не заметил, что перед ним не хорошо оборудованная позиция, а всего лишь одна линия окопов. Майора Мориниго я вообще вынужден был освободить от командования полком. Поэтому не стоит принимать упрямство Салазкина за героизм. В ходе наступления 30 октября в результате его пессимизма направление атаки полка, которым он командовал, отклонилось на восток, вместо того, чтобы ориентироваться строго на юг. Сам майор был тяжело ранен и скончался в госпитале некоторое время спустя».

Однако уже на следующей странице Фернандес противоречит сам себе, когда пишет: «Задача, поставленная перед 4-й дивизией, оказалась очень сложной. Противник прекрасно оборудовал свои позиции. Общие потери дивизии за время октябрьских боев составили 290 человек из 1200 бывших на тот момент в ее составе. При взятии хорошо укрепленных оборонительных линий боливийцев мы несли многочисленные потери. Оборона ими была организована на глубину с целью проведения обязательных контратак. У противника в достатке имелось вооружения и боеприпасов, он вел активное наблюдение, так как эффект внезапности нам достигнуть не удалось» [1130].