Владимир Рохмистров - Большая игра: Столетняя дуэль спецслужб

Впрочем, если бы Макнотон и Элфинстон при первых же признаках опасности действовали решительно и быстро, англичанам хватило бы времени перевести весь гарнизон в Бала Хиссар, под защиту его высоких стен. Но они опоздали, и выполнение этой операции сделалось невозможным. Тогда Макнотон попытался найти какой-нибудь другой выход из патовой ситуации, в которой неожиданно оказался. Он попытался подкупить афганских лидеров, используя ловкого Мохан Лала как посредника, надеясь найти спасение в соперничестве политических групп и племен. В результате в руки толпы перешло огромное количество золота из казначейства Макнотона, не дав практически никакого результата. Как писал Кэй: «Нужно было удовлетворить слишком много аппетитов, и примирить слишком много противоречивых интересов. К тому же, движение стало уже настолько мощным, что его теперь было не унять и мешком золота. Звон монет уже не мог заглушить крики возмущенных и разгневанных людей».

Ситуация ухудшалась с каждым часом и требовала все более решительных мер. Тогда кто-то подал идею, чтобы Мохан Лала уполномочили предложить награду в 10 тысяч рупий любому, кто убьет кого-либо из вождей мятежников. Инструкцию вместе со списком имен передал индусу лейтенант Джон Конолли, младший брат Артура, политический советник администрации Макнотона, находившийся в то время в Бала Хиссаре и выполнявший функции офицера связи у встревоженного Шуджи. Как и в других местах, связь поддерживалась через гонцов-скороходов, именовавшихся коссидами, которые буквально несли собственную жизнь в своих руках: тайные послания прятались в специальные перчатки. Услышав о столь циничном предложении, Макнотон якобы высказал опасение, что это недостойно британцев, и согласился выплачивать вознаграждение лишь за поимку вождей. Однако документ, датированный 17 ноября 1841 года, гласил: «Я обещаю десять тысяч рупий за голову каждого из главных вождей. Макнотон».

Вскоре и в самом деле два лидера мятежников, занимавших первые строчки в списке Конолли, погибли при весьма таинственных обстоятельствах, и тут же начались требования наград. В первом случае человек уверял, что лично застрелил одного из вожаков, тогда как другой опровергал его, настаивая, будто лично задушил смутьяна во сне. Мохан Лал не поверил никому и деньги не выплатил, сославшись на то, что награда была обещана за головы, а голов убитых они не представили. Но гибель двух мятежных лидеров не принесла осажденному гарнизону существенного облегчения. Внезапная брешь в рядах руководителей не ослабила решимости восставших и не разобщила их. Более того, вскоре разнеслась весть, что Мухаммед Акбар Хан, любимый сын сосланного Дост-Мухаммеда, уже едет из Туркестана возглавить настоящее восстание против англичан и их марионеточного правителя. Пламенный принц-воин поклялся свергнуть шаха Шуджу, этого пособника неверных, изгнать британцев и вновь посадить на трон отца.

А тем временем в лагере дела шли все хуже: отовсюду поступали сообщения о захвате мятежниками отдаленных английских постов, о крупных потерях, в том числе и о полностью вырезанном полке гуркхов, и о раненом «герое Герата» майоре Элдреде Поттинджере. В тот год жестокая афганская зима началась гораздо раньше, чем обычно, и провиант, вода, лекарства, а с ними и моральный дух солдат быстро пошли на убыль. Отваги у гарнизона хватило лишь на одну крупную вылазку, но завершилась она оскорбительным поражением и паническим бегством английских и индийских подразделений на исходные позиции. Кэй вынужден был назвать эту акцию «постыдной и пагубной». А произошло это 23 ноября, после того как афганцы вдруг вкатили на вершину господствующего над английскими позициями холма два орудия и начали обстреливать из них переполненный лагерь.

Даже генерал Элфинстон, до сих пор расходовавший гораздо больше энергии на ссоры с Макнотоном, чем на борьбу с врагом, не смог отмолчаться и приказал отнюдь не изъявлявшему энтузиазма командиру бригады атаковать орудия сводным отрядом пехоты и кавалерии. Двадцать пятого ноября 1841 года бригада Шелтона начала бой, имея силы весьма значительные: около четырех эскадронов кавалерии, семнадцать рот пехоты и два орудия с авангардом из солдат 44-го полка королевской пехоты. Успешно заняв холм и заставив замолчать орудия, отряд взялся и за захваченный врагом кишлак Бемару, лежавший у подножия холма — но тут дела пошли совсем по-иному.

Вопреки давнему и непреложному правилу использования пушек только парами, командир приказал взять одно девятифунтовое орудие. Возможно, он сделал это из стремления обеспечить большую мобильность, но этот приказ обернулся крахом. Сначала крупная картечь действительно нанесла афганцам, захватившим кишлак, значительный урон, но скоро орудие начало перегреваться и вышло из строя как раз в тот момент, когда в нем была наибольшая нужда. В результате атаку пришлось прекратить и от кишлака отойти, а тем временем афганские командиры послали на помощь товарищам, подвергшимся сильному натиску, большой конный отряд и множество пехоты. Заметив опасность, командир бригады перестроил свою пехоту в два каре, сосредоточив в середине конницу, и стал ждать нападения, уверенный, что тактика, обеспечивавшая успех при Ватерлоо, не подведет и здесь.

Но афганцы не стали нападать, а открыли интенсивный огонь из своих длинноствольных фитильных ружей или джезейлей по плотно скученным английским каре издали. Через минуту солдаты, оказавшиеся в своих ярко-алых мундирах отличными мишенями, поняли, что их короткоствольные английские мушкеты бессильны: пули не долетали до цели. В таких ситуациях пехоту всегда выручала артиллерия, выкашивавшая бреши в рядах противника, а конница доделывала остальное. Однако, как записал Кэй, «проклятие Господне пало на этих несчастных», — их единственная девятифунтовка все еще не остыла, и использовать ее без риска взрыва было немыслимо. А тем временем солдаты падали и падали под пулями афганских стрелков.

Более того, к ужасу наблюдавших за боем из расположенного далеко внизу лагеря, крупный отряд афганцев начал подбираться к ничего не подозревавшим англичанам по оврагу с тыла. Мгновением позже афганцы выскочили и с дикими криками бросились в атаку, британцы дрогнули и побежали. Командир бригады приказал горнистам трубить сигнал «Стой» и сам лично схватился с врагом, проявив замечательную храбрость. Бегство остановили, офицеры сформировали сомкнутый строй и при поддержке кавалерии повели солдат в штыковую. Враг был остановлен, наконец-то заговорила девятифунтовая пушка, и афганцы, понеся тяжелые потери, были все-таки отброшены с холма.