Владимир Рохмистров - Большая игра: Столетняя дуэль спецслужб

Кроме того, Кауфман просил выставить к концу мая на границе, у перевалов Сай-Асу, шесть рот и шесть сотен, при двух пеших и двух горных орудиях для действия во фланг китайцам, занимавшим Чугучак. Так как перевалы эти находятся в четырехстах километрах от Семипалатинска и в двухстах от Зайсана, то на передвижение отряда понадобилось бы двадцать восемь дней из первого пункта и четырнадцать — из второго.

План был обдуман обстоятельно, и не подлежит сомнению, что китайцам пришлось бы плохо. Всех войск, считая с сибирскими, у России стояло наготове сорок четыре роты, сорок четыре сотни, сорок шесть орудий и двадцать четыре ракетных станка. Китайцам против таких сил следовало бы иметь, по крайней мере, сорок тысяч свободного войска, а этого количества они никоим образом выставить не могли. Для усиления войск Семиречья двинуты были из Ташкента: в Верное — пять рот, в Каракол — четыре роты и две сотни, в Кульджу — восемь рот, четыре сотни и конная батарея в шесть орудий; к проходам — четыре сотни, а также джигиты и созванная милиция из киргизов, на которых возлагалась разведывательная служба.

Пятнадцатого апреля первый эшелон выступил из Ташкента. В Кульдже еще с прошлого года стояли пять рот 10-го линейного батальона, две сотни и шесть орудий; в Суйдуне — две роты и одна сотня; в Борохудзире — одна сотня. Дорога в Кульджу была уже хорошо изучена, и потому расчет маршрутов не представлял никаких затруднений. Продовольствия с собой требовалось только на время марша до границы, остальное заготавливалось и стоило значительно дешевле в Кульджинском районе.

Для первоначальных переговоров с китайским уполномоченным Дзо-дзу-таном из Ташкента с точными инструкциями был послан капитан Быков, с двадцатью джигитами и десятью казаками. Китайцы, узнав о количестве выставленных Россией войск, были серьезно напуганы, сразу переменили тон и пошли на уступки. Для новых переговоров в Петербург вместе с нашим чрезвычайным посланником в Пекине, действительным статским советником Бюцовым, прибыл китайский чрезвычайный посол Цзэн, имевший титул ни-юн-хау — вице-председателя кассационной судебной палаты.

На этот раз китайцам было предъявлено требование уплаты военных издержек, содержания войск, убытков наших подданных, вознаграждения семействам убитых и, сверх того, исправление границ. А также признание русского договора с покойным Якуб-беком об уступке России части территории со стороны Ферганы, в чем до тех пор китайцы упорно отказывали. Контрибуция была исчислена, за всеми уступками, в 9 миллионов металлических рублей (около тринадцати миллионов кредитных по тогдашнему курсу).

Сорок четыре роты и сорок четыре сотни, как видно, действовали магически даже на значительном расстоянии, и 24 февраля 1881 года в Петербурге был подписан договор из двадцати статей — с нашей стороны управляющим Министерства иностранных дел, статс-секретарем, действительным тайным советником Гирсом и Бюцовым, а с китайской — Цзэном, согласившимся на все требования. Посланный к богдыхану, этот договор был ратифицирован им 15 мая, затем по возвращении в Петербург 16 августа ратифицирован и императором Александром III.

Девятнадцатого августа Цзэн прибыл в Министерство иностранных дел и обменялся с Гирсом ратификациями, о чем составили протокол, подписанный обеими сторонами.

Распространившиеся в среде кульджинского населения слухи об условиях передачи китайцам Кульджи породили в народе панику, повлекшую за собой прекращение посевов, продажу за бесценок всего имущества и стремление массами эмигрировать в русские пределы. Ввиду этого Колпаковский распорядился немедленно командировать в Кульджу в качестве комиссара (таковой был предусмотрен пятой статьей договора) помощника командующего войсками Сыр- Дарьинской области, генерал-майора Фриде, которому вверил командование нашими войсками в Кульдже и подчинил местную гражданскую администрацию. «Дабы, — как доносил Колпаковский министрам военному и иностранных дел, — чрез сосредоточение властей гражданской и военной в одних руках гарантировать успешную подготовку к передаче и самую передачу».

До прибытия Фриде в Кульджу Колпаковским была послана в город Верный гражданскому губернатору камергеру Щербинскому депеша, предписывающая ему выехать в Кульджу и успокоить население, передав, что жителям не возбраняется переходить в русские пределы, но после уборки хлеба и приведения в порядок всех своих дел. Тем более что спешить ни к чему, ибо передача Кульджи Китаю состоится не раньше осени. Поездка Щербинского по Кульдже и повсеместное объявление этих условий действительно успокоили население.

Вскоре по ратификации договора богдыхан объявил полную амнистию кульджинскому населению за все его прежние возмущения против китайского правительства. Эта амнистия, опубликованная в многочисленных прокламациях, усердно расклеивавшихся китайцами по всем кульджинским селениям, хотя и была встречена населением с недоверием, тем не менее сыграла свою роль. С 25 августа началось выступление русских войск из Кульджи, и к концу 1881 года Кульджа стала принадлежать китайцам, как это и было обещано десять лет назад.

Терентьев: «Передача эта была нами обещана… и потому была обязательна. Сверх того, Китай, за все время соседства с нами, т. е. со времени присоединения Сибири, всегда старался сохранить с нами мирные отношения, уступал нередко не только в мелочах, но и в серьезных вопросах. Такого соседа следовало ценить, поэтому удержание за собой Кульджи было бы не только несправедливостью по отношению к дружественному соседу, не только нарушением данного обещания, но противоречило бы и нашим собственным выгодам.

Да, Илийская провинция хорошо обработана, плодородна, может прокормить войска, ее занимающие, но все это капля в море расходов, какие нам пришлось бы нести из-за испорченных отношений с Китаем на всем протяжении границ, а не в одном только Туркестане. Кроме того, с водворением китайцев на своих старых местах устранялись опасения наши относительно предприимчивости мусульманских подданных Китая. Строгость и жестокость китайцев все-таки служит для них хорошей уздой. Наученные горьким опытом китайцы держали здесь достаточно войск и справедливо рассчитывали в этом на наше содействие, так как и мы были заинтересованы в охранении законного порядка в этих краях».

Конечно же, англичанам такой прямой ход не был понятен; они видели за отходом России из Кульджи все что угодно, только не акт доброй воли. Вот что пишет по этому поводу Хопкирк: «Весной 1880 года китайцы пригрозили вернуть Кульджу силой и направили для этого туда свою армию. Русские в тот момент не имели ни желания, ни возможностей затевать войну с Китаем и в соответствии со своей старой политикой максимального приобретения при минимальном риске уступили, заодно обвиняя британцев в том, что те стали причиной неожиданной воинственности Пекина». Согласно договору, который Санкт-Петербург подписал на следующий год, русские согласились вернуть Кульджу при условии сохранения контроля над небольшой территорией к западу от города и получения от китайцев значительных компенсаций «оккупационных затрат» на охрану этой территории. «Для русских отступление под угрозой азиатской силы было беспрецедентным. Китай, — заявил лорд Дафферин, — заставил Россию сделать то, чего она никогда не сделала бы прежде, — извергнуть территорию, которую однажды поглотила».