Коллектив авторов - Черта (сборник)

В его же собственных письмах ответ на вопрос о национальной самоидентификации звучит вполне определенно. В уже упомянутом нами письме Гинцбургу Антокольский утверждал: «Вы знаете меня давно. Каков я ни есть еврей, все-таки я еврей. Если я не смог ничего сделать для своих собратьев, то жил и чувствовал с ними, болел за них, болел за всякие наносимые обиды».

Совершивший восхождение из маленького местечка на вершину российского искусства, Марк Антокольский чувствовал себя причастным к обоим мирам – еврейскому, в котором он родился, вырос и о котором никогда не забывал, и к русскому, в котором он жил и творил. Как человек высоких нравственных качеств, он чувствовал боль каждого из них. Такова была судьба российских евреев.

Марк (Мордух) Антокольский

Илья Репин. Портрет Марка Антокольского (после утренней молитвы). 1866 г. Государственная Третьяковская галерея

М. Антокольский. Еврей-портной. 1864 г. Горельеф. Дерево

М. Антокольский. Царь Иоанн Васильевич Грозный. 1875 г. Мрамор. Собрание Государственной Третьяковской галереи

Одним из элементов национальной, социальной и культурной идентификации человека являются его имя и фамилия. Они дают возможность, с одной стороны, отделить его от других людей, а с другой – соотнести с определенной группой. В первом случае ценится уникальность, несовпадение или, по крайней мере, не слишком частое совпадение. Во втором – наоборот, через сочетание имен и фамилий мы можем проследить родственную связь людей как в узкосемейном смысле, так и в широком, в том числе национальном.

Конкретные национальные традиции в использовании имен и фамилий можно обнаружить в культуре любых народов. Еврейский аспект этой темы весьма своеобразен и достаточно ярко проявляется на отрезке истории, пришедшемся на эпоху Черты.

К моменту начала присоединения части территорий Речи Посполитой к России у проживавших в Европе евреев не было еще единого и строгого порядка использования фамилий. Одним из первых государств, решавших эту проблему на самом высоком уровне, стала Австрийская империя, где закон об обязательности наследственных фамилий был принят в 1797 году императором Иосифом II. Следом за ней процесс охватил германские земли, а в Польше, где проживало большинство европейских евреев, государство, напротив, не видело необходимости заниматься этой проблемой. Польские евреи получали фамилии, как правило, после отторжения территорий, на которых они проживали, соседними государствами. Так, например, случилось с жителями Варшавы, попавшей сначала под власть Пруссии, где установление наследственных фамилий имело место в первые годы XIX века, с небольшим перерывом на период наполеоновских войн и недолгого восстановления государственного суверенитета.

Таким образом, в Российскую империю польские евреи попали, не имея института наследственных фамилий. Но объективная необходимость в таком инструменте учета и управления, как фамилии, была достаточно острой, и государственная власть быстро это осознала. Введение фамилий было предусмотрено уже упомянутым выше в этой книге «Положением о евреях» 1804 года. Соответствующую статью включили в раздел, описывающий обязанности евреев при записи их в определенные «состояния». Посмотрим на ее текст, чтобы понять мотив, которым руководствовалась власть.

«При сей переписи каждый еврей должен иметь или принять известную свою наследственную фамилию или прозванье, которое и должно уже быть сохраняемо во всех актах и записях без всякой перемены, с присовокуплением к оному имени, данного по вере или при рождении, мера сия необходима для лучшего устройства гражданского их состояния, для удобнейшего охранения их собственностей и для разбора тяжб между ними».

Как видим, Положение обосновывало необходимость этой меры как интересами государства, так и интересами самих подданных. Ведение учета жителей империи, запись их в сословные состояния, взимание налогов, решение имущественных споров, уголовное делопроизводство – все это было невозможно организовать без четкой идентификации граждан, чему и служило присвоение фамилий.

Не будет преувеличением сказать, что введение фамилий стало отражением политики по расширению прав еврейства, которое в соответствии с Положением 1804 года обладало как личными правами, так и правами в области владения имуществом, распоряжения собственностью, занятия профессиональной и ремесленной деятельностью, включая запись в цеха.

Но главным побудительным мотивом для государственной власти, как показывает контекст Положения, стал все же вопрос учета граждан для обеспечения задач управления и взимания налогов. Поэтому принятый через четыре года указ Сената, направленный на исполнение решения о записи евреев в одно из гражданских состояний, вновь назвал присвоение евреям фамилии или постоянного прозвания обязательным требованием.

При следующем царствовании, в эпоху Николая I, известного своим гипертрофированно внимательным отношением к проблемам кодификации, пункт о фамилиях был, естественно, включен и в Положение о евреях 1835 года, 16-й параграф которого гласил: «Каждый еврей должен навсегда сохранять известную наследственную или же на основании законов принятую фамилию или прозвание без перемены, с присовокуплением к оному имени, данного по вере или при рождении». Повтор статьи сам по себе вовсе не означает, что предписание, изданное тридцатью годами ранее, игнорировалось, однако в контексте общеизвестной ситуации с исполнением законов в России напоминание выглядит весьма красноречиво. Николай I, надо сказать, был одним из немногих, кто пытался бороться с таким положением вещей, а положение с исполнением законодательства о евреях являлось лишь частью общей неутешительной картины в правовой сфере.