Андреас Шлипер - Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим

Йессе же потратил еще некоторое время на изложение прогнозов общественного развития, при этом мне стало ясно, что он действительно твердо убежден в том, что говорит. Он непрестанно подчеркивал, что все можно предсказать, если располагать правильным алгоритмом. Все-таки Братство, в конце концов, накопило за прошедшие десятилетия и столетия достаточно информации и знаний для того, чтобы создать вот такой — правильный — алгоритм. Мне такой тезис показался смелым и рискованным, ибо он основывался на двух предпосылках: с одной стороны, необходимо действительно знать совершенно точно каждую функцию внутри такого алгоритма, а с другой — необходимо, и это главное, чтобы функции оставались неизменными с течением времени. В это мне верить не хотелось, тем более, что члены Братства полагали, будто кое-кто в мире из ведущих личностей (олицетворение Зла) располагает не только собственной волей, но и достаточным могуществом, чтобы привести эту волю в действие.

Отсюда следует, что злодей может по желанию изменять функции внутри алгоритма, во всяком случае, если признавать за ним способность к обучению. А почему не признавать за ним такой способности, если она свойственна любому достаточно интеллигентному человеку? В любом случае было бы неосторожно так недооценивать Зло или его воплощение. Но и тут я ничего не сказал, чтобы тем самым не навредить своим планам, разозлив Йессе, который так гордился своим алгоритмом.

Ночь прошла быстро, и Йессе многое еще рассказал мне из истории Братства, к тому же такие детали, которых я не слышал от Б. Кемпфера. Когда я спустя несколько дней, пребывая в одиночестве, в горах, попытался проверить их убедительность и достоверность, то я был безмерно удивлен, что ход истории можно интерпретировать совсем иначе и не так, как это делается в школьных учебниках. Не хочу и не могу сказать, что эта новая форма интерпретации убеждала больше, чем традиционная, но она, по меньшей мере, соответствовала исторически установленным событиям, хотя и предлагала другой способ их толкования и взаимосвязей, которые были не менее логичны, чем те, которые я выучил в школе. Во всяком случае, логическая конструкция сохраняла свое значение, пока существовало доверие к изначальным аксиомам. При этом, конечно, нельзя обойтись без веры, но то же самое относится и к традиционной историографии.

Истины (тут мне вспомнился один из тезисов Ницше) — это иллюзии, о которых забыли, что они иллюзии. В случае с Историей действует общепринятое допущение, что нет в ней ни движущей силы, ни цели, к которой она движется, по крайней мере, нет целей, которые лежат вне человечества, как такового, или, можно выразиться так, История свершается согласно имманентной, а не трансцендентной динамике. Но это, как уже сказано, всего лишь допущение, которое хотя и оправдало себя многократно в прошлом, но отнюдь не означает, что так будет и в будущем, не говорит это также ничего о том, что мы, возможно, не слишком пристально вглядывались, чтобы разглядеть действие трансцендентных сил. Сущность тайных сил в том и состоит, что они не сразу бросаются в глаза. Разве Платон не говорит о том, что мы сидим связанные в пещере, где можем познать только тени подлинного мира, причем только те, которые нам показывают неназванные властители этой пещеры? И что мы не хотим верить даже тем, кто своими силами освободился от оков и увидел снаружи истинный свет и теперь вернулся назад и, исполненный гордости и энтузиазма, рассказывает нам об этом?

И хотя я, собрав воедино все то, чем богат мой рационально воспитанный дух, упирался, но должен был все-таки признать, что от этих тезисов исходили странные чары, от которых я с трудом смог освободиться. Не так уж мне было важно, насколько возможно было бы доказательство или опровержение теории о скрытом господстве внеземных сил, что в любом случае потребовало бы неимоверного труда. Однако еще более сильное впечатление произвело на меня то обстоятельство, что, по меньшей мере, вера в эти теории смогла возыметь такую власть над людьми и соответственно над их историей. Что людьми управляют не только их интересы, но и в еще большей степени их восприятие, то, во что они верят, это нам все более наглядно демонстрирует история вплоть до сегодняшнего дня. В этом смысле мы по-прежнему живем под властью магии, одна только наша вера способна творить чудеса, если только она достаточна сильна. Так думал я как-то вечером.

Той ночью Йессе очень старался рассказать мне не только подробности из истории Братства, но и убедить меня в том, что каждый человек, который хочет быть порядочным, не может не поддерживать Братство душой и телом. Поэтому я должен наконец внести свой вклад и отдать оригинальные дискеты, если они у меня есть. Это он постоянно вставлял в свою речь. Ведь не собираюсь же я провести остаток своей жизни, сколько бы она ни продолжалась, добавил он со странной ухмылкой, с сознанием вины, что я фактически поддержал козни Зла.

Нет, так ответил я ему, ни при каких обстоятельствах это не соответствует моим интересам. Но потом я добавил, что стремясь лучше услужить Братству, я хочу теперь узнать поточнее, почему оригинальные тексты Б. Кемпфера имеют такое большое значение. И я не стал скрывать, что предыдущие объяснения меня никоим образом не удовлетворяют, ибо мне пока еще неясно, как можно из анализа и экстраполяции именно этих текстов вывести ход будущего развития мира. Все же именно я досконально читал их и со всей тщательностью делал их литературную обработку. При этом кое-что показалось мне необычным, но совсем не то самое предполагаемое универсально историческое значение. И поскольку я не желаю больше слушать о том, что для правильной оценки информации необходимо сначала достичь более высокого уровня просветления, то, будьте любезны, откройте мне, наконец, во всех подробностях, о чем же собственно идет речь.

Это удивило Йессе меньше, чем я предполагал. Он опять посмотрел на меня с той самой странной улыбкой и сказал, что я, наверное, глубже освоил материал, чем это предполагали в Братстве. Там сложилось мнение, что меня интересуют только деньги, что хотя и сделает сделку дороже, но упростит ее. Об этом Йессе не стал умалчивать. Ведь Братство жадно только по отношению к информации о деятельности, добавил он с улыбкой. Он, Йессе, под свою ответственность рассказал об истории и деятельности Братства больше, чем это обычно допустимо, но он уже знал, что я отношусь к числу тех, кто ведет поиск, и что деньгами меня можно поддразнить, но не переубедить.

Я дружелюбно кивнул ему, хотя ни капли не сомневался, что такими репликами он всего лишь хотел мне польстить. Помимо этого я, казалось, вывел одно из важнейших правил данной игры, заключающееся в том, что в любом случае, всегда, при любых обстоятельствах необходимо оставаться вежливым и дружелюбным, независимо от того, насколько критической окажется ситуация. И я последовал этому правилу, хотя бы для того, чтобы не показать Йессе, поддался я на его лесть или просто хочу оставаться в рамках этой игры. Я по-прежнему не собирался упрощать ему задачу, хотя полностью отдавал себе отчет в том, что долго мне такой тактики не выдержать.