Андреас Шлипер - Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим

Но теперь, так мне кажется, люди опять стали вялыми и ленивыми, при этом они растратили все свои надежды, ибо сейчас они вновь начинают верить в то, что способности и шансы заложены в них по наследству, что уже ничего нельзя изменить после того, как человек появился на свет — ни его ум, ни талант, ни склонности. Теперь они не желают больше воспитывать совершенного человека, они хотят выращивать его, словно теленка или свинью, и тут они слишком много берут на себя, поскольку в этом они действительно не разбираются — ни в свиньях, ни в себе самих. Тем самым они могут вновь вызвать великое несчастье, и будет много страданий, ибо пока еще никто не может сказать, что же произойдет с теми, чьи способности или наклонности нежелательны.

Люди явно не могут ничего другого, кроме как представлять себе этот мир в виде огромной машины, конструкцию которой можно открыть, разгадать и использовать и, таким образом, усесться на престол Бога, которого мы до сей поры вынуждены представлять отсутствующим, так как Он давно не дает о себе ничего знать. За все эти годы я привык вмешиваться не во все происходящее в мире, а потому, со всей сдержанностью, хочу заметить, что конструкция машины значительно более сложна, чем это могут представить себе люди. Разве на своей истории они не научились тому, что всегда, когда им кажется, что они раскрыли уже все тайны творения, открываются новые врата к новым просторам и, тем самым, возникают тысячи и тысячи новых вопросов, о существовании которых до сих пор никто не имел никакого представления, и нужно вновь отправляться на поиски ответов, чтобы узнать в конце концов, что есть еще много-много ворот, ведущих в неизведанные пространства.

Лестница познания имеет бесчисленное количество ступеней, и ни одному человеку еще не удавалось даже представить себе, куда она ведет, ибо люди вскарабкались лишь на несколько первых ступеней, но теперь, кажется, опять устали. Правда, среди людей есть и такие, которые, добравшись до очередной ступеньки, начинают кричать во все горло, что, дескать, вот она — цель всех желаний, давайте устроимся тут поудобнее, что меня особо не удивляет, поскольку я знаю, что именно горлопаны извлекают в этих случаях самую большую выгоду. Но я не хочу волноваться по этому поводу и вмешиваться в дела людей, ибо история человечества отмечена тем, что предрассудки, как и все творения рук человеческих, не рассчитаны на вечность и вскоре на замену им придут другие предрассудки, и меня это не должно волновать, пока люди при этом чувствуют себя хорошо и не мешают мне в моей работе, которую я еще не завершил. Людям следует знать, что я не потерплю помех и препятствий на моем пути и буду их безжалостно устранять.

На следующее утро я так и не уехал обратно в горы. С одной стороны, это объяснялось тем, что по причине обильного приема накануне снотворных таблеток я проснулся слишком поздно и не успевал на самолет, а, с другой стороны, это было вызвано тем, что я решил немного больше разузнать об этом странном Братстве, которому я за приличные деньги передал оригинальные тексты Б. Кемпфера. Во всяком случае, я передал уполномоченному Братства несколько дискет, насчет которых у меня, впрочем, не было полной ясности, действительно ли они являлись оригинальными экземплярами и содержали первоначальные файлы. Как бы то ни было, это я теперь проверить уже не мог, так как вместе с дискетами я передал и ответственность за них. Это была законная сделка, совершенная по всем правилам, хотя при этом не был заключен договор и не выдавалась расписка, но тем не менее сделка была действительной. Однако ночью на душе у меня было довольно смутно, и я чувствовал, что в ближайшие дни и ночи меня будет мучить совесть. Тогда я решил приложить максимум усилий, чтобы больше узнать об этом подозрительном тайном обществе и, в крайнем случае, если я не смогу больше выносить укоры совести, лично явиться к ним.

Помимо всего прочего меня, естественно, просто разбирало любопытство. Я точно знал, что неудовлетворенное любопытство будет мучить меня куда больше, чем неспокойная совесть, если я немедленно не приложу все мыслимые усилия к тому, чтобы его удовлетворить. И наконец, меня не должно было волновать, что мне придется выложить немалые деньги на покупку нового авиабилета, ибо денег у меня хватало, в чем я убедился в то же утро, заглянув в оставленный мне конверт. Сам не знаю, почему это доставляло мне беспокойство, но, к счастью, необоснованное. А поскольку запасы на моей кухне были весьма скудными, я немедленно, после завершения обстоятельного утреннего туалета, отправился в кафе, чтобы там, в тишине и спокойствии, насладиться плотным и роскошным завтраком. В умиротворенном после трапезы настроении я почувствовал в себе достаточно сил, чтобы начать исследовать дела Братства, как изощренно и глубоко оно бы не пряталось.

Сразу стало ясно, что понятие «тайный» можно интерпретировать двояко: некоторые используют его лишь для того, чтобы обратить на себя внимание. Поэтому за туманными и неясными намеками обнаруживается всего лишь скучная болтовня, лишенная какого-либо значения. Их символика обозначает только их самих, и они подобны «Сфинксу без загадки», поскольку когда разберешься во всех нагромождениях, то не остается ничего, кроме скуки и разочарования. Сквозь такого рода тайны мне пришлось продираться не один час, пока я не уяснил себе, какого рода рецептура используется при их изготовлении, но, наконец, я оказался в состоянии с самого начала отделить плевелы от пшеницы и сэкономить тем самым массу времени и труда. А мне нужно было немало их потратить, так как существовали еще и тайны другого рода, а именно те, что трудно поддаются обнаружению исследователя, не говоря уже об их раскрытии.

Такие тайны заставили меня отправиться в долгий и сложный путь сквозь время и пространство, предъявляя высочайшие требования к моим способностям к комбинированию и к моей интуиции. И сегодня я не знаю, действительно ли правильное решение я принимал на каждом перекрестке, выбирая тропу, хотя со временем мне кажется, что каждый раз было необходимо именно то решение. Самым трудным для меня оказалось отделить при этом существенное от несущественного, не имея вообще никакого конкретного представления.

Что прикажете думать, если вдруг обнаруживается цепочка взаимосвязей, ведущая от буддийских монахов через мистиков-суфиев к каббалистам, которая четко прослеживается благодаря распространению и применению особой техники дыхания и медитации, что потом использовалось также мистиками в христианстве? Или если удается провести более или менее прямую линию от ужимок камлающих шаманов через тех же буддистов, суфиев, каббалистов и христианских мистиков до романтического идеализма, и таким образом выйти на след таинственного субкода человеческой культуры, в котором, возможно, содержится более существенная информация, чем в самом удивительном научном прогрессе? Или если дают о себе знать древнейшие учения гностиков — сначала богомилов на Балканах, затем катаров на Юге Франции — то, где бы они ни появлялись, их безжалостно искореняла господствующая Церковь. Это происходило по той причине, что они содержали слишком много опасных и неизреченных истин из того самого субкода. Поэтому, а именно для сохранения их в тайне, и была придумана святая инквизиция, чтобы преследовать еретиков и заставлять их молчать не за их неверие, а за их знание?