Андреас Шлипер - Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим

Не хочу испытывать терпение моих дорогих читателей тем, что я в рассказе о вещах, совершавшихся в этом мире, лишь бегло касаюсь некоторых из них, не вдаваясь в детали, или вообще не упоминаю. Если я позволяю себе ради лучшего понимания самокритично употребить это преходящее понятие «душа» применительно к самому себе, существу метафизическому, то делаю это только потому, что сегодня любой болван должен быть самокритичным, если он хочет чего-то значить в этом мире. Итак, мне больно на душе потому, что я не имею права рассказывать и дальше о моих нескончаемых путешествиях, приведших меня за долгие годы во все уголки и закоулки Земли, где мне иногда было так комфортно, что я прощался с ними с большим сожалением, но иногда я бывал так разгневан, что предавал и место, и людей, там живущих, вечному проклятию. Сегодня это можно понять по мириадам приезжих, наводнивших эти места, словно полчища саранчи, сметающей богатый урожай и местных жителей, которые испытывают страх за все то, что им мило и дорого.

Не хочу и не могу, к сожалению, рассказать по этой причине во всех подробностях о том, как я однажды познакомился в Индии с молодым человеком благородного рода, которого называли Сиддхартха, а потом дали имя Будда, так как это было легче запомнить, хотя его следовало дополнить именем Гаутама, но уже тогда было замечено, что пробудить внимание и любовь людей можно только обладая запоминающимся и симпатичным именем, так обстоят дела и по сей день. Я сопровождал Сиддхартху на каком-то отрезке жизненного пути, когда он сначала наслаждался роскошью, а потом точно так же радовался бедности, и все только для того, чтобы понять, наконец, что оба пути не ведут к желанной цели, так что в конце концов он стал учить людей тому, что счастье находится посередине, в правильном сочетании вещей, в их гармонии и равновесии.

Лично я всегда придерживался того мнения, что именно такое учение нужно для людских масс, чтобы они, с одной стороны, хоть немного старались, а с другой — не порождали непомерные желания, исполнение которых привело бы к беспорядкам и огорчению для potentes, могущественных правящих кругов, что в общем и целом не всегда входит в мои планы, ибо революция для моего алгоритма подобна соли в супе, т. е. важна для хорошего вкуса, поэтому слишком большое ее количество сделает любое блюдо непригодным в пищу. В общем, я мог бы быть вполне доволен философией этого Сиддхартхи, если бы не один аспект его учения, который на первых порах доставил мне кое-какие заботы, пока я не заметил, что люди в своей повседневной жизни вряд ли могут найти ему применение: речь идет о надежде на спасение в так называемой нирване, где ничто не может потревожить спокойствие души, поскольку сама душа растворяется.

По мне, люди могут надеяться на что угодно, если только они в данный момент не отвлекаются от насущных задач, которые повсюду ожидают их в этом мире, а потому я почувствовал облегчение, так как не так уж много людей готовы прямо сейчас предаться нирване, ибо путь к ней потребует преодоления многочисленных препятствий, значительно больших, чем уготовано нормальной жизнью, и тут я не открою никакой тайны, если скажу, что Ничто значительно сложнее, чем об этом принято думать.

Но Индия, ах, Индия! Что за край! Я всегда любил ее, и буду любить вечно, хотя есть много чудесных мест в моем мире, о которых люди еще ничего не знают. Пусть даже это вызовет зависть и ревность, я все равно признаюсь здесь и сейчас в моей любви к Индии, ибо если и есть место в моем мире, где я мог утолить свою тоску по родине, вечному Космосу возможностей, то это была только Индия. Многообразие племен, культур, религий, красок, ландшафтов, шорохов и запахов, чудесных яств — все это есть в Индии. Люди там бедны, но их богатство бросает вызов силе моего воображения.

Здесь подтвердилось, насколько я был прав, перемешав языки людей для того, чтобы они изыскали разнообразнейшие формы культур, каждое племя на свой лад, чтобы утвердиться в благородном и вечном споре, который никто не сможет разрешить, пока мир мой не станет совершенным. Стоит взглянуть на эти дворцы, которые тысячи рабов возводили долгие годы и которые возвышаются к небесам, подобно Вавилонской башне, где через край льются золото и драгоценные каменья, словно в преддверии Небесного Иерусалима. А всего в нескольких шагах от них люди мрут от голода и лишений, а им воздают хвалу и радуются вместе с ними, ибо, может, именно сейчас совершают они последний шаг в нирвану, и никто не решится помешать им в этом.

Как часто говорил я моему старому другу Смерти, что он должен больше заботиться об Индии, ибо я не хочу и не считаю необходимым, чтобы люди страдали, прежде чем над ними свершится неотвратимое. Однако Смерть не хочет пойти мне навстречу и отвечает, что это не входит в сферу его ответственности и компетенции, коль скоро одновременно в одном и том же месте рождается такое большое количество людей, значит (так он считает) мой алгоритм в чем-то не срабатывает, а это мне обсуждать не хочется, и потому вот уже много лет мы не продвинулись в этом вопросе ни на шаг. И все-таки я возвращаюсь в Индию, когда только могу, и провожу время в больших городах, где брожу без цели, лишь бы почувствовать себя частицей тамошней жизни и избавиться хотя бы на короткое время от одиночества, ведь никто не поверит, что такое метафизическое существо, каковым я являюсь, тоже испытывает время от времени потребность пообщаться с другими, услышать похвалу и получить поддержку. Меня действительно очень радует, когда мне желают счастья и успехов в выполнении великих задач, которые меня ждут, ведь, в конце концов, этот мир отнюдь еще не такой, каким я его себе представлял. Но и в Индии я не нахожу благодарности и поддержки, зато могу немного поразвлечься, чего я так жажду в своей скуке. Там я могу радоваться созданиям и творениям, на которые способен человеческий дух, если он не поддается обольщениям идола Мамоны и его пособника — блудливого рассудка. Однако Мамон хитер, а люди глупы.

Об этом я охотно рассказал бы больше, например о том, что между человеком как индивидуумом и человеком как абстрактумом существует только одно различие, и я именно абстрактному человеку отдам предпочтение в правах и претензиях, но, поскольку за все время моих скитаний на земле я еще ни разу не встречал абстрактного человека, это различие является чисто теоретическим, о котором можно спорить до скончания времен, но это не принесет никакой пользы, а только приведет к разбазариванию драгоценного времени. Во всяком случае, я не хочу судить людей по тому, что они собой являют или заявляют, что они именно таковы, при этом абсолютно все равно, почему они так уверены в этом, ведь, в конце концов, на случаи сомнений все где-нибудь записано. Я сужу людей по их делам, ибо право на существование чего бы то ни было обусловливается поступком и ничем другим.