Андреас Шлипер - Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим

Но я, собственно говоря, хотел рассказать о своих путешествиях, причем для меня необязательно человеческое понимание понятия «путешествие», поскольку я выше физического мира, так как я установил его законы, а тот, кто может давать законы, не должен их придерживаться [159], такому правилу со временем научились и люди, что, по меньшей мере, скрашивает жизнь власть имущим среди людей, и они должны быть мне за это благодарны, но они так не считают, а каждый может из этого делать свои выводы. Во всяком случае, мне не приходится переносить невзгоды странствий, ибо, не будучи Богом, который вездесущ во всем своем величии и великолепии, я могу в одно и то же время находиться в разных местах, не особо напрягаясь, что, не могу не признать, доставляет мне наслаждение.

Иногда, когда у меня появляется к тому желание, я «вочеловечиваюсь», т. е. втискиваюсь в образ человека, чтобы, как говорится, напрямую узнать, что на самом деле творится в этом странном существе, и меня это каждый раз поражает, потому что для меня непривычно испытывать тяжесть физического тела, обуреваемого к тому же чувствами, среди которых редко бывает удовольствие, поэтому я могу понять людей, когда они выражают недовольство этим миром, правда, они слишком мало прилагают при этом усилий, чтобы гораздо активней, чем они это делают, использовать свое тело и свой дух.

Я уже довольно часто высказывался на эту тему, а посему ограничусь здесь и сейчас только следующим: путешествие [160]доставляет людям немало трудностей, и некоторые, кажется, понимают это лучше других, так как в своих языках они используют для этого слово «travel», производное от «travail», что, в свою очередь, означает не что иное, как «работа», а это всего лишь синоним к словам «усилия», «старания», что я, собственно, хотел доказать, и это мне удалось, как и многое другое, может быть, не все, но не людям судить об этом.

Во всяком случае, уже этот простой пример показывает, насколько я был прав, смешав язык людей и вызвав соревнование культур, с тем чтобы они становились умнее и расторопней, ибо иногда они изыскивают в своем языке чудесные слова, раскрывающие прямо и точно суть вещи, но, к сожалению, это случается не всегда, ибо часто им приходится обходить молчанием то, о чем они говорить не могут, а таких вещей в моем мире хватает.

Ну, ладно, поскольку я не собирался в каждую поездку, как это делает человек, когда ему из одного места нужно попасть в другое, и переносит при этом массу неудобств, то я за все эти годы посетил все уголки и концы света. Человеческий язык еще не достиг того совершенного состояния, чтобы более или менее точно описать реальность, ибо, если быть точным (а мы именно этого хотим, не так ли?), этот глобальный мир вообще не имеет углов и практически никаких концов, все такое круглое, во всяком случае, производит такое впечатление, и если двигаться в одном направлении, то придешь туда, откуда пришел, чему некоторые люди не хотели поверить, пока не попробовали проделать это сами.

Признаюсь, я охотно путешествую, меня далее иногда называют бродягой и думают, что я слоняюсь безостановочно, появляясь то там, то тут, что я — существо беспокойное, которое постоянно готовит новые козни. При этом, как я думаю, имеет место некая путаница, ибо моя сущность безгранична и имеет метафизическую природу, так что мне не обязательно двигаться, чтобы попасть из одного места в другое; в конце концов, никому не пришло бы в голову назвать Бога молчаливым существом только потому, что Он вездесущ. Хочу признаться (все равно я должен это сделать), что не знаю отдыха и никогда не пребываю в бездействии, поскольку мое творение все еще не завершено, а тот, кому дорого становление, а не существование, тот должен трудиться. Вселенная огромна, а времени — в обрез, и повсеместно есть работа, которую необходимо выполнить, хотя сам я обладаю космическими масштабами и природа подчиняется моим приказам, когда я пламенем врываюсь в ход событий. Но людей, возможно, сбивает с толку, что я сам при этом меняюсь, ибо творение оказывает обратное воздействие на своего творца, и потому я всегда другой, никогда не бываю одним и тем же и преобразуюсь и размножаюсь каждый раз, ведь и я — часть алгоритма, однако о прочем умолчу, иначе скажу слишком много.

Ну, теперь, чтобы не уходить слишком далеко в сторону, скажу несколько слов о Китае, ибо там я себя всегда великолепно чувствовал, пусть даже там в меня не всегда верят — ни как в творца, ни как в носителя Зла, которое мне так охотно приписывают в других частях мира, но только не в Китае. Вообще там хотели узаконить Восемь Бесов Юй Гуан, но это были этакие блуждающие огоньки, которые ничего иного не умели, кроме как в облике гномов по ночам пугать прохожих своими длинными волосами, как это сейчас делают некоторые подростки. Впрочем, такое неверие мне никогда не мешало, если сила воображения и фантазия были направлены на развитие культуры и цивилизации.

Там в Китае был действительно один случай, и мне особенно понравилось то, что много-много лет тому назад мастер Кʹунг [161](Конфуций. — Прим. пер. ) догадался, что в этом мире не следует жаловаться и сетовать, а нужно заботиться о том, чтобы по мере сил устроить свою жизнь здесь и сейчас, избрав правильный путь между собственными желаниями и пожеланиями Неба, которое хотя и является универсальным вездесущим, сокрытым и, в конце концов, необъяснимым принципом, как говорится, без звука и без запаха, но все же не Богом. Мастер и сам не знал, насколько близко подошел к истине.

Итак, пока в других местах люди страстно, но терпеливо ожидают спасения в последний день всех дней и возвращения в Рай, мастер Кʹунг дал людям добрый совет не думать вообще о тайнах потустороннего мира, ибо, как учил мастер, если не знаешь жизни, то как можно узнать смерть. Но мастер Кʹунг знал и о том и о другом. Поэтому не пристало людям, во всяком случае, людям обыкновенным, за исключением, может быть, образованных, ломать себе над этим голову, пока они блюдут правила общественной жизни и достойно и корректно исполняют свой долг и, прежде всего, оказывают уважение вышестоящим.

Я был очень доволен мастером, пришлось только обратить его внимание на дух соревнования и на то, что добродетель и умение жить не даются человеку от рождения, а являются плодом личного старания, с чем он сразу согласился, ибо мастер был очень умным человеком, поэтому люди его не любили и оценили его мудрость лишь тогда, когда он давно уже превратился в прах и пыль. Но было уже поздно, как для мастера, так и, прежде всего, для людей, которые не могли задать ему вопросы, на которые они сами не знали ответа. Так, всегда и везде удел мудрых и умных людей — находить ответы на вопросы, которые люди поставят лишь много времени спустя.