Андреас Шлипер - Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим

Поэтому мне очень понравилось, как люди в далеком Китае управляются со своей частью мира, но, к сожалению, я заметил это довольно поздно, так как у меня были срочные дела в других местах, и я не могу заботиться обо всем в одно и то же время, ибо даже такое метафизическое существо, как я, не подвластное докучливым законам физики и способное одновременно присутствовать в нескольких местах, вынуждено иногда расставлять приоритеты. Возможно, эти приоритеты не всегда правильны, и прежде всего в тех случаях, когда что-то срочное заслоняет важное, но это становится понятно только потом, а я не терплю никаких замечаний.

Как бы то ни было, в Китае люди по собственному почину стали придерживаться требований этого мира и добились в этом прекрасных результатов, принимая мир с исключительно прагматической точки зрения, но прежде всего потому, что им удалось систематически передавать накопленное знание из поколения в поколение и тем самым почти перешагнуть границу между пространством и временем, что вообще-то доступно только нам, метафизическим существам.

Кажется, я уже однажды говорил, как трудно учить людей и воспитывать, и как часто все усилия бывают напрасными, поскольку отпущенное им время истекает прежде, чем завершится образование, а оно, к сожалению, не размножается семенами, точно так же, как и цвет окрашенных волос не наследуется, хотя в этом случае краской можно пренебречь, ведь счастье, мира от этого действительно не зависит, даже если некоторые люди придерживаются иного мнения и красят свои волосы во что только можно, словно от этого зависит их судьба.

Если хвалить китайцев, то не только за то, что они нашли средства и пути, как из многочисленных индивидуальных гениев, какими они всегда и везде стараются казаться, сотворить коллективного гения, который постоянно развивался и далеко перешагнул тесные и жалкие границы, поставленные в свое время каждому отдельному человеку; я прежде всего хвалю китайцев за то, что их культура без больших потерь пережила все бури времени и в соревновании культур, которое я организовал однажды, прекрасно зарекомендовала себя, вплоть до сегодняшнего времени, и я не вижу причин, по которым это может в корне измениться в ближайшем будущем. Но здесь я должен, к сожалению, промолчать, ибо таким был наш уговор с Богом.

Но я могу все-таки поговорить еще о том, что китайцы после длительных исканий нашли путь к преодолению наследия Вавилона, но не тем, что они приблизились к постижению праязыка, которому люди научились в Раю у Бога, а тем, что они (какие умницы!) создали шрифт [156], которым, если захотеть, можно пользоваться повсюду на земле, так как он, собственно говоря, не имеет ничего общего с произносимым языком, так что банту может применить его точно так же, как и немец, чтобы выразить то, что лежит у него на душе. При этом не играет никакой роли, какие несчастные органы человека модулируют (и модулируют ли вообще!) воздух, произносят ли они слово «Fluss», «river», «fleuve», «gawa» и т. д., поскольку для обозначения реки употреблястся один и тот же знак, ибо тайны мира можно читать, а не произносить, о чем я постоянно твердил магам, но они не хотели меня слушать.

Итак, коль скоро мир (так, во всяком случае, думали китайцы) есть не что иное, как символ, эмблема, отражение, впечатление, то, стало быть, можно использовать шрифт, который состоит именно из символов. Что они и сделали, а в нашем случае взяли три вертикальные, слегка волнистые линии, которые символизируют течение воды, поэтому каждому дураку будет ясно, что это обозначает реку. При этом китайцы не вдавались в экономию, создав за все время более восьмидесяти тысяч сильно разнящихся знаков, которые они изящно и мудро комбинируют друг с другом, и если не каждый китаец или японец знает их все наизусть, то, в крайнем случае, имеется достаточное количество книг, в которых это все записано.

Мне всегда нравилось, что китайцы никогда не задавались даже мыслью описать великое создание моего творения с помощью всего лишь тридцати двух букв, что является настолько невозможным, что об этом никогда не слыхали даже в бесконечном Космосе возможностей, и меня всегда раздражало, что люди, вместо того чтобы честно и открыто признать свою несостоятельность, искали себе извинения, что им, дескать, забыли дать одну дополнительную букву, с помощью которой они смогли бы все понять и все объяснить и сами стали бы в конце концов, как боги.

Вздор! Могу только сказать, что это — чистейший вздор! Если кто-то, будучи человеком, попытается прочитать этот мир или же в один прекрасный день сам написать его, то ему для этой цели понадобится алфавит, который должен быть столь же многообразным, комплексным и сложным, как алгоритм моего творения, а к этому не приблизились пока даже китайцы, чья культура существует тысячелетия, ведь мне, в конце концов, потребовались эры и эпохи, чтобы вообразить мое творение и затем претворить его в жизнь, и как же человек может рассчитывать управиться с такой задачей быстрее, чем я. Но как бы то ни было, китайцы положили немало сил, и я уже сейчас с интересом ожидаю, что случится с ними в будущем, в любом случае, даже конец света не нанесет им большого вреда, потому что уже за много лет они все свое знание записали на пятнадцати тысячах камней [157], что само по себе представляло великий труд, который оправдает себя, если вдруг придется все начинать сначала. Вот тогда китайцы найдут в своей гигантской библиотеке всю необходимую им информацию для реконструкции своей культуры во всех деталях.

Много больше я хотел бы и мог рассказать о том, что узнал в общении с людьми и чему мне довелось быть свидетелем, но тогда я по праву заслужил бы упрек, что я все переворачиваю вверх дном и слишком удаляюсь от моего повествования. Итак, я хочу здесь кратко и немногословно всего лишь обозначить то, что приключилось со мной во время моих путешествий в пространстве и времени. Я никогда не возражал против того, что мое творение несовершенно, оно достигнет совершенства лишь с течением времени, что, однако, не наполняет души людей радостью, поскольку этот мир все же представляется им худшей альтернативой тому Раю, из которого их когда-то изгнали, или тому, который они надеются со временем обрести, ибо Бог имел достаточно времени, чтобы точно узнать пожелания людей и сотворить «новый Рай» в соответствии с их ожиданиями.

Если человек считает, что мой мир препятствует ему в развитии и исполнении необходимых для существования желаний, что бы он под этим ни понимал, то мой опыт последних тысячелетий свидетельствует, что он делает выбор из двух возможностей, а именно: возлагает ответственность за это на негативный полюс действительности и проецирует все свои конфликты с природой и другими людьми на некий обманчивый и мистический образ, который он называет Дьяволом и под которым понимает меня, творца и Князя этого мира. Или он смело подходит ко всем отрицательным явлениям и событиям и, призвав на помощь свой разум, изменяет их, объявляя этот мир своим собственным, и берет на себя ответственность за него. Такой вариант был бы для меня наилучшим, поскольку в этом случае я шаг за шагом мог бы устраниться от организации и управления этим миром и заняться наконец действительно стоящими вещами, озаботившись прежде всего вопросом, как Богу удалось с такой легкостью и элегантностью создать Свои творения, ибо этот вопрос не дает мне до сих пор покоя.