Артем Латышев - Система проверки военнослужащих Красной Армии, вернувшихся из плена и окружения. 1941–1945 гг.

Бывшие военнопленные и «окруженцы», не успевшие войти в контакт с передовыми частями армии, имели шанс быть отнесенными к этим категориям. Из 842.432 человек, задержанных к 1 апреля 1942 г. войсками НКВД по охране тыла, 3.869 были отнесены к категории «вышедшие из окружения» и 30.707 — «находившиеся в тылу у противника» [162] Органы государственной безопасности. Т. 3. Кн. 1. 383–384. . Обращает внимание рост удельного веса пленных и «окруженцев» среди общего количества задержанных: если в 1941 г. из 685.629 таковых было 19.847 (3 %), то к апрелю 1942 г. уже 10.860 из 156.803 (7 %). Те же военнослужащие с освобожденных территорий, которые решили и вовсе избежать встречи с органами госбезопасности, имели дело уже с территориальными управлениями Наркомата внутренних дел.

В массе же своей пленные и «окруженцы» зимой 1941–1942 гг. в итоге направлялись на сборно-пересыльные пункты. Согласно приказу НКО № 0521 от 29 декабря они организовывались по одному на армию. Дислокацию выбирали военные советы фронтов, они же занимались передвижением СПП при изменении линии фронта. На каждом пункте по штату должно было работать 30 человек, включая комиссара и начальника СПП, подчинявшегося начальнику тыла армии. Такая субординация проистекала из соображений снабжения и общей логики — нет оснований, вслед за Д.Д. Фроловым, видеть политические причины подчинения пунктов управлениям тыла, а не боевым частям [163] Фролов Д.Д. Советско-финский плен. С. 462. .

Каждый пункт должен был вмещать по 500 рядовых и 100 человек начсостава, иметь продовольственный склад с пропускной способностью в 1.200 человек и изолятор на пятерых. Для руководства работой создаваемых учреждений и учета всех «бывших военнослужащих» при штабе тыла Красной Армии приказывалось сформировать специальный (седьмой) отдел, который также должен был ведать учетом военнопленных и интернированных [164] РГВА. Ф. 4. Оп. 11. Д. 66. Л. 401–406. .

Ответственными за «выявление бывших военнослужащих и доставку их на сборно-пересыльные пункты» на местах были назначены в сельской местности командиры соединений Красной Армии (действующие с помощью комендантских взводов полков и дивизий и дорожных частей армий и фронтов), а в городах — начальники гарнизонов [165] Там же. Л. 401–402, 406. . Изначально гарнизоны формировались из тех же военных, однако ГКО своим распоряжением от 4 января 1942 г. № 1099сс приказал Красной Армии не оставлять в освобожденных городах воинских контингентов, поручив несение гарнизонной службы войскам НКВД [166] РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 32. Л. 11. .

Положение об СПП отдельно оговаривало, что никаких анкет и опросных листов на пунктах не составляется. Однако, по данным Меженько, «в некоторых случаях организовывались армейские комиссии по выяснению обстоятельств пленения. На прошедших такую комиссию военнослужащих составлялись отдельные списки с ее решением, что облегчало дальнейшую процедуру проверки в спецлагерях» [167] Меженько А.В. Военнопленные возвращались в строй. С. 30. . Полян пишет о более полной процедуре первичной регистрации, допросе и заполнении анкеты с созданием на каждого попавшего в СПП учетного дела [168] Полян П.М. Жертвы двух диктатур. С. 331–332. .

Статистика показывает, что не все «бывшие военнослужащие» направлялись в спецлагеря. Согласно сведениям о движении по СПП 50-й армии Западного фронта за 1942 г., из поступивших 4.801 человек в лагеря НКВД были отправлены 4.501, в госпитали 98, а еще 202 — «в органы особых отделов и прочее» [169] ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2564. Д. 28. Л. 39. . На СПП 31-й армии за тот же период из поступивших 3.856 человек в «органы особого отдела, прокуратуры и прочее» были направлены 143. Помимо этого на участке той же 31-й армии в 1942 г. 291 человек был направлен «непосредственно в органы отдела прокуратуры минуя сборно-пересыльный пункт» [170] Там же. Л. 8. .

Пребывание на СПП для «бывших военнослужащих» ограничивалось, согласно правилам, 5–7 днями, сроком, учитывая условия военного времени, феноменально коротким даже для организации дальнейшей отправки в тыл и явно недостаточным для выдерживания должного карантина или проведения следственных мероприятий. Не имевшим подходящей сезону одежды полагался регламентированный минимум, оставшимся без обуви доставались ботинки (выдача валенок «бывшим военнослужащим» запрещалась) [171] РГВА. Ф. 4. Оп. 11. Д. 66. Л. 407. . В реальности, однако, все могло быть наоборот: по словам прибывших в начале февраля в Череповецкий спецлагерь, на СПП в Ефремове у них было отобрано воинское обмундирование и выдана «рваная гражданская одежда». По оценке принявшей этап лагерной администрации «среди прибывших есть совершенно босые, большинство обуты в лапти и чуни и на 70 % в одних лохмотьях» [172] РГВА. Ф. 1/п. Оп. 8 в. Д. 6. Л. 3. .

Раненых и больных положение об армейском СПП предписывало отправлять в «специальные госпитали народного комиссариата здравоохранения и НКО», приписанные к спецлагерям [173] РГВА. Ф. 4. Оп. 11. Д. 66. Л. 407. . Начальник Главного управления тыла РККА А.В. Хрулев распорядился об открытии по одному такому учреждению в Вологодской, Ивановской, Тамбовской и Сталинградской областях. В самих спецлагерях предполагалось иметь лазареты вместимостью от 60 до 120 человек [174] РГВА. Ф. 1/п. Оп. 2з. Д. 1. Л. 119. .

Отправляемые на фильтрацию бывшие военнопленные и «окруженцы» находились не в лучшей физической форме. Санитарный отдел УПВИ в мае 1942 г. докладывал, что они «в период пребывания в плену и окружении противника буквально голодали, питаясь нерегулярно, случайно добытой, главным образом, углеводистой пищей. Длительное недостаточное и неполноценное безбелковое питание, без необходимых витаминов в пище, естественно взывало тяжелые нарушения общего обмена, в, частности, авитаминозы». Ситуацию усугубляла и квалификация медперсонала лагерей, впервые столкнувшихся с авитаминозом и принимавших его за другие болезни [175] РГВА. Ф. 1/п. Оп. 2з. Д. 1. Л. 150. . Настоящим бедствием был сыпной тиф, завозимый в спецлагеря из сборно-пересыльных пунктов [176] РГВА. Ф. 1/п. Оп. 7а. Д. 1. Л. 12; Д. 2. Л. 103. , что в итоге привело к введению на СПП карантина для всех прибывающих [177] РГВА. Ф, 1/п. Оп. 2з. Д. 1. Л. 143об.; Скрытая правда войны. М., 1992. С. 159. .

Путь в спецлагеря для проверяемых также был весьма тернист. Как отмечал в своей директиве 15 февраля 1942 г. военный совет Западного фронта, в штаб Красной Армии поступали донесения из спецлагерей и СПП о прибытии к ним контингентов без конвоя, продовольственных аттестатов и предварительных заявок. По пути в лагеря люди не то отставали, не то терялись: из 347 вышедших из СПП 20-й армии прибыло лишь 240 человек [178] Скрытая правда войны. С. 158–159. . Идущие в Череповецкий спецлагерь со СПП в Ефремове не имели достаточного запаса продуктов, поэтому конвоиры отпускали «бывших военнослужащих» на поиски питания в окрестные деревни. Отсутствие в эшелоне дров привело к поощряемому конвоем изъятию по пути следования всего что горит, что было остановлено лишь после начала массового демонтажа снегозаградительных щитов. Часть людей отстала от эшелона, часть прибыла в лагерь на 2 дня раньше, а кто-то предпочел бежать. При принятии эшелона выяснилось, что не все указанные в списке добрались до лагеря, при этом среди прибывших было 176 человек в списках отсутствующие, в том числе призывники и направленные из лазарета, которые никогда не были в плену или окружении [179] РГВА. Ф. 1/п. Оп. 8 в. Д. 6. Л. 2. .