Артем Латышев - Система проверки военнослужащих Красной Армии, вернувшихся из плена и окружения. 1941–1945 гг.

Помимо упомянутых категорий, следует отметить группу книг по ведению хозяйства (Свердиненко. Мыши-полевики; Полей. Бетонщики; Харченко. Устройство пастбищ). С точки зрения безопасности странным выглядит наличие в лагерях для подозреваемых в вербовке литературы военной направленности (Инструкция по применению зажигательных бутылок; Прунцов. Учись владеть ручной гранатой). Попадалась и экзотическая печатная продукция, например обзор по истории робототехники (Дрожжин. Разумные машины), первый том Клаузевица или «О военном искусстве» Макиавелли [654] ГАРФ. Ф. Р-9414. Оп. 1. Д. 1266. Л. 16; РГВА. Ф. 1/п. Оп. 9 в. Д. 101. Л. 336–337. . Таким образом, списки библиотечных книг отражают все аспекты работы ПФЛ, политическая литература превалировала, а доступ к текстам имели скорее работники лагеря, нежели проверяемые.

При планировании политработы из общей массы проверяемых могли выделяться только две группы: командиры и уроженцы западных областей. В 1944 г. в Подольском № 174 спецлагере «периодически» проводились «совещания с офицерским составом о задачах офицеров в период нахождения на спецпроверке в лагере» [655] ЦГАМО. Ф. 4611. Оп. 6. Д. 5. Л. 32. . В Рязанском № 178 лагере в 1943 г. для офицеров читались отдельные лекции [656] «Тов. Сталин великий полководец Красной Армии», «Организация современной обороны», «Действия танков в прорыве», «Революционная бдительность — непреклонный закон военного времени». См.: РГВА. Ф. 1/п. Оп. 9 в. Д. 60. Л. 94. . Доклады для «западников» призваны были убедить их в правильности советизации новых территорий [657] «Советская Украина и ее роль в войне», «Польша и ее роль в войне», «О конституции СССР», «Фашистская Германия — враг всего человечества», «Справедливый освободительный характер войны советского народа». См.: ЦГАМО. Ф. 4616. Оп. 1. Д. 41. Л. 28, 29. .

Помимо лекций и бесед, организованных представителями политотделов, каждый день в бараках, ротах и сотнях проводились читки свежей прессы. Стандартным набором были «Правда» и «Красная Звезда», к ним могли добавляться «Известия» или «Комсомольская Правда», а также местные газеты. В заявках на периодику спецлагеря указывали широкий перечень изданий, очевидно рассчитывая получить хоть что-то [658] Так, лагерь № 0303 в Подлипках требовал «Большевик», «Спутник агитатора», «Агитатор и пропагандист», «Военная мысль», «Военный вестник», «Партийное строительство», «Война и рабочий класс», «Огонек», «Крокодил», «Молодой большевик», «Пограничник», «Красноармеец», «Октябрь», «Красная Новь», «Знание», «Под знаменем марксизма» и даже «Исторический журнал». См.: ЦГАМО. Ф. 4616. Оп. 1. Д. 18. Л. 33. .

На изучение всех статей времени не было, поэтому зачитывались передовицы центральных газет, сообщения совинформбюро, а также «отдельные статьи из газет и журналов, в которых отражаются героические подвиги бойцов Красной Армии» [659] РГВА. Ф. 3/п. Оп. 4. Д. 27. Л. 11. . Под понятием «героические подвиги» зачастую подразумевались случаи самопожертвования, подаваемые в контексте «воин Красной Армии в плен не сдается», но в отчетах из Старобельского лагеря указано, какие газетные материалы использовались для организации лекций и бесед, и их набор никак не затрагивает тему плена [660] «Обращение к Украинскому народу», «Фашистский разбой на Украине», «Что происходит в Орле», «Как Сталинские пятилетки обеспечили военную мощь СССР» и др. См.: РГВА. Ф. 3/п. Оп. 4. Д. 36. Л. 8–14, 38, 46–52. . Также из-за нехватки кадров читки газет проводились силами бывших политработников из числа проверяемых, порой даже не утвержденных особым отделом. Вряд ли чтение прессы превращалось во взывание к чувству вины «спецконтингента».

Потенциально дискриминационными в отношении «бывших военнослужащих» могли быть и политбеседы по вопросам на первый взгляд нейтральным. Так, в итоговом докладе о работе УПВИ Петров указывал такие темы политзанятий: «1. Военная присяга на верность народу, советской родине и правительству; 2. Боевой приказ — закон, на выполнение которого нужно отдать все силы, не жалея своей крови и даже самой жизни; 3. Нечестность, неискренность — преступление перед Родиной; 4. Герои Красной Армии — образец выполнения священного долга перед Родиной» [661] РГВА. Ф. 1/п. Оп. 23а. Д. 2. Л. 137. . Все они имели для пленных опасный подтекст. Хотя в военной присяге и не говорилось ничего о плене, при ее комментировании сообщалось, что «сдача в плен — величайший позор. Сдаваясь в плен, красноармеец нарушает присягу, оскверняет свою воинскую честь» [662] Военная присяга Красной Армии. Вологда, 1941. С. 15–16. . Если для выполнения боевого приказа нельзя жалеть даже своей жизни, то попадание в плен является его недопустимым нарушением. А «нечестность и неискренность» могли состоять в утаивании при проверке информации от следователей, попытке скрыть сам факт кратковременного пребывания в плену. Среди героев Красной Армии также преобладали предпочетшие плену смерть.

Между тем в материалах 1942 г. не удалось обнаружить практик, которые можно было бы истолковать как попытки привить проверяемым чувство вины. Политработники придерживались обвинительного уклона только когда в лагере оставалось небольшое количество контингента, который, по мнению особых отделов, «в основном подлежит аресту за исключением единиц». В таких случаях политработа действительно включала разговоры о воинской присяге и имела целью «добиться чистосердечного и искреннего признания в своих проступках у следователя. Нечестность, неискренность — тягчайшее преступление перед родиной» [663] РГВА. Ф. 3/п. Оп. 4. Д. 36. Л. 49. .

В остальное время, напротив, «бывших военнослужащих» пытались всячески ободрить, подчеркивая конечность проверки. Так, в лагере № 150 устраивались торжественные митинги при отправке проверенных военнослужащих на фронт [664] РГВА. Ф. 3/п. Оп. 4. Д. 27. Л. 33. . В связи с этим можно рассматривать и поднятый практически сразу после создания спецлагерей вопрос о партийности проверяемых. Его решение должно было подчеркнуть временность их неопределенного статуса. Однако на инициативу создания партийной организации из «спецконтингента» начальник УПВИ тогда отреагировал раздраженно: «Такую организацию запретить» [665] Там же. Л. 6. .

Главной целью политорганов в спецлагерях было не создать у проверяемых чувство вины за нахождение в плену, а работать на «повышение дисциплины, организованности и преданности партии и родине» [666] РГВА. Ф. 3/п. Оп. 5. Д. 39. Л. 2. среди «бывших военнопленных» и «своевременно направлять в ряды Красной Армии проверенное, физически окрепшее, дисциплинированное и политически устойчивое полонение» [667] РГВА. Ф. 3/п. Оп. 4. Д. 27. Л. 36. . Таким образом, итоговый доклад начальника УПВИ дает общую картину за все время нахождения спецлагерей в составе УПВИ, перенося на 1942 г. нормы политработы, начавшие применяться с 1943 г.