Ленина Кайбышева - После Чернобыля

Вспоминает кандидат технических наук Р.С. Тиллес, в то время руководивший отделом в институте Оргэнергострой: “До 1986 г. я не видел реактора РБМК, не держал в руках дозиметра. Только когда один за одним стали улетать в Чернобыль мои товарищи, когда пришлось в Москве выполнять поручения минэнерговского штаба по ликвидации последствий аварии, я подумал: без нас не обойдется”. Независимо от Чернобыля 13 мая он попал в больницу. Но когда 18 мая навестившие его сотрудники сказали, что их отправляют в Чернобыль, то на следующее утро он отпросился у врачей и поздно вечером уже примерял одежду в “Сказочном”.

Таких было немало. Эти люди достаточно ясно представляли опасность: энергетики все-таки. Во всяком случае, кое-кто перед отъездом позаботился даже о том, чтобы через девять месяцев дождаться новорожденного. Один из них (не называю имени, чтобы не обиделся) встречал ребенка и маму из роддома уже с орденом Ленина на пиджаке. Можно, конечно, улыбнуться такой предусмотрительности. А ведь по сути она означает, что человек сознательно шел в опасность.

В июне 86-го из Москвы добровольцем приехал научный сотрудник Института органической химии АН СССР В.В. Тюрин, по военной специальности офицер войск радиационно-химической разведки. Осмотрелся — да и перешел в Управление строительства на постоянную работу. Заместитель у Тюрина тоже доброволец С.К. Капустин. Таких в штате управления несколько. Перед ними никто не рисовал голубые дали. Критерий подбора и оценки труда был один: человек должен добросовестно работать, и — все.

Незадолго до аварии решили мы с женой перебраться из Сибири в теплые края, — рассказывал заместитель начальника стройки Свинчук. — Я выбрал Припять. Приехали 1 апреля 1985 года. Строили город, теплицы: первые пять гектаров теплиц. К 1 мая 1986 г. я должен был сдать еще полтора гектара... Решил не эвакуироваться. Только ночью вывез семью и тут же вернулся, да безвыездно до октября так и проработал в зоне. — Он строил котельную г. Чернобыля, пока не начались первые работы на месте Славутича. Тогда Свинчука администрация УС ЧАЭС назначила начальником треста “Славутичатомэнергострой”. А когда в моду вошли выборы начальства, его на эту роль избрал народ. Но это было позже. Вернемся в 1986 г.

Война... Я знала, что один мой хороший знакомый, заместитель начальника монтажного управления, боится радиации, хотя и не говорит об этом вслух, часто шутит и никак не проявляет страх в своем поведении. О его истинных чувствах можно было только догадываться по отдельным репликам. И вот этот самый человек, работавший на Чернобыльской АЭС с момента строительства ее первого энергоблока, накануне аварии руководивший монтажными работами на энергоблоке № 5 — этот человек чуть ли не на следующий день после трагедии со своими рабочими включился в выполнение самых опасных монтажных операций. Я видела его там и через полтора года — уже по вахтам, но он все это время работал на территории АЭС. Рабочие с большим уважением относились к его инженерным знаниям и к умению быстро и грамотно принимать организационные решения. Речь идет о ЮТЭМе.

Рядом с ним все эти долгие месяцы вместе и посменно — как получится — работали и другие руководители, в том числе более высокого ранга и более опытные администраторы. Они, конечно, тоже осознавали опасность, просто умели лучше скрывать свои чувства. Их рабочие также находились здесь с самого начала сооружения АЭС и с первого дня “войны”. И тоже без жалоб, без претензий и капризов, как на фронте: Надо! Понимали, где находятся. Но часто лезли в самое пекло, чтобы справиться с делом быстрее да лучше. А ведь это и есть проявление героизма, истинного, без громких слов и призывов, по велению сердца. И это не зависело от служебного положения.

...Вот в начале мая на тот период еще заместитель начальника стройки В.П. Акулов издали заметил на площадке АЭС вылезавшего из бронетранспортера первого заместителя министра энергетики и электрификации СССР С.И. Садовского.

— Я — на броневик и давай ругаться, — рассказывает Акулов: “Вы знаете, что здесь 15 рентген?” — “Знаю”, — отвечает. — Но должен же я посмотреть обстановку”. — Безрассудно? Иначе он поступить не мог.

Станислава Ивановича Садовского видели чуть ли одновременно у четвертого блока, в штабе, на вертолетной площадке, словом, всюду, где требовалось самое ответственное и немедленное решение.

“Он быстро ориентируется в обстановке и принимает оптимальные решения”, — объясняли мне основу популярности Садовского многие. — “Он всегда четко и ясно формулирует задачу, а это уже — половина успеха”. Он совсем не думал о себе.

КИЛЬДЮШОВ

“Ничего не знаю прекраснее поговорки о мужской дружбе, которую я однажды услышал от абхазского пастуха: “Будь ты горящей рубашкой на мне — и то я бы не скинул тебя!”

Фазиль Искандер

Это сегодня, когда самое трудное позади, легко рассуждать, кто именно, почему, зачем и что сделал правильно, а что — излишне. Тогда решение принимали в считанные часы, а то и секунды. Время показало их разумность, хотя где-то и перестарались. В итоговом докладе Международной консультативной группы по ядерной безопасности, подготовленном для МАГАТЭ по материалам советских и иностранных экспертов, говорилось: “Мужественные действия советских аварийных бригад, начавшиеся сразу после аварии, продолжавшиеся на протяжении последующих нескольких дней, эффективно снизили дополнительный выброс радиоактивных веществ. К 6 мая прекратились выброс радиоактивности в атмосферу и рост температуры в шахте реактора, началось их снижение...”

А, следовательно — уменьшилась опасность для здоровья людей в зоне и за ее пределами. Не вызывало теперь особого беспокойства и состояние водной и воздушной среды в Киеве, Минске и ближайших городах.

Реактор забросали нейтрализирующими материалами. Но достаточно ли этого? Как он поведет себя в будущем? В тот момент никто не мог категорично ответить на этот вопрос. Предложений о том, как его укротить окончательно, было много — смелых, талантливых. Но не все оказались осуществимы или принесли ожидаемый результат.

Сегодня даже представить трудно реальность некоторых из них. Например, в мае предлагалось трактором с дистанционным управлением затащить на развал трубопровод для подачи бетона. Одним из исполнителей был бульдозерист с Шатурской ГРЭС Леонид Петрович Кильдюшов.

— Как затягивали трубопроводы? Со своими тракторами-бульдозерами, гружеными железобетонными конструкциями, мы въезжали на трейлеры, которые раньше подталкивались вплотную к развалу. Солдаты стреляли по колесам этих трейлеров и так спускали баллоны, чтобы трейлеры остались на своих местах, не откатывались назад. Потом мы управляли тракторами дистанционно. Один трактор неожиданно заглох на ходу. Мы хотели его вывести, но нас не пустили. А в другой раз я пошел на работу и увидел, что на тракторе каким-то рельсом пробило бак. Я хотел его зацепить и вытащить, но меня остановил неизвестный парень и говорит: “Я неженатый, пойду. А ты оставайся”. Действительно, зацепил машину и вытянул. А вот как его зовут — не помню. Мы тогда все делали как бы из глубины души, не на показ, фамилий не запоминали. Помню только, что за этот, в общем-то, подвиг ему дали 500 рублей и отправили домой, потому что он уже свою дозу набрал, оставаться на станции не мог. Потом в трубопровод подали бетон, но из-за жары возникли пробки. Всех из этой команды раз в неделю отпускали отдыхать домой, но Кильдюшов не уезжал, практически работал без выходных: “Ведь нам объясняли, что дело наше очень важное, за нами — реактор, старухи и дети. Вот я и старался других заменить, чтобы побольше сделать самому и не подвергать опасности других”.