Павел Полян - Историмор, или Трепанация памяти. Битвы за правду о ГУЛАГе, депортациях, войне и Холокосте

В следующей записи – откровенное сообщение о готовности всех вздохнуть с облегчением после того, когда «рижан» увезут (своего рода самопримирение с совестью из-за того, что ты здесь, а они там): « Наконец-то завтра отправляют «Ригу». Все вздохнули с облегчением » (22.10.1942).

И вот «Риги» уже действительно нет в гетто: « В гетто паника утихла – «Уехала Рига». Снова сможем некоторое время спокойно пожить, пока опять что-нибудь не произойдет » (23.10.1942).

«Рига», однако, не уехала сама, «Ригу» насильственно увезли – и не известно, на работу ли, расправу или смерть. А оставшиеся, правда, смогут еще некоторое время « спокойно пожить », постепенно и вовсе вытравляя из сознания страшную память о «Риге». И чем, в сущности, это отличается от универсального блатного закона: «Умри ты сегодня, а я завтра»?

Маленькая девочка невольно заглянула на дно взрослого человеческого сознания и – невольно – запротоколировала жестокий рост эгоистического кристалла – на самой грани жизни и смерти. Она не отшатнулась и не ужаснулась увиденному только лишь потому, что не могла его осознать.

Ее старший брат, столкнувшись с тем же самым, тоже зафиксировал эту же бездну, но успел устыдиться и поймать себя на этом стыде – словно сделал себе прививку от подлости. Вот цитата из его описания «Большой акции» 28 октября 1941 года:

« Доносился крик. Я заметил, как к нашим рядам прибилась женщина с двумя детьми на руках. Видимо, она удачно перебежала и теперь кротко улыбалась спасенному сокровищу.

Шел разговор о том, что полиция гетто старается помочь людям попасть на хорошую сторону. Не слишком ли много людей окажется на “хорошей стороне” и не возьмутся ли за нас вторично? Господи, какие это жуткие мысли! В какое ничтожество можно превратиться в часы таких испытаний, когда ты молод, неопытен и не знаешь жизни ».

28 октября 1942 года, первую в годовщину тех событий, отозвалась на них и враз повзрослевшая за предыдущие недели Тамара: « Годовщина [271] 28 октября 1941 года в Каунасском гетто была проведена так называемая «Большая акция». Во время этой «акции» угнали из гетто почти 10 000 узников и 29 октября 1941 года расстреляли их на IX форте, расположенном недалеко от гетто. . Нет! Не верится, что так скоро, словно мгновение ока, может промчаться год. Печальная годовщина. Но нельзя жаловаться. Я почти рада, что все это было в прошлом году, что уже произошло то, что должно было произойти. Правда, мы не можем знать, что ждет нас в будущем, но об этом лучше не думать, братцы. Пусть свершится то, что неизбежно, а пока мы довольны куском сухого хлеба и теплой кроватью. Ко дню годовщины сочинила стихотворение “28 Октября ”».

В субботний день 1 января нового 1944 года она, собрав все известные ей лично преступления гитлеровцев в кулак, обрушилась на только что завершившийся Старый год с гневной и обличительной отповедью:

« Первое января – новая страница в нашей жизни. Рассвело новогоднее утро. Завершилась летопись старого года, заполненная страданиями и слезами. Перевернута последняя страница, полная горя. Все жестокие события, вся пролитая кровь невинно загубленных жертв – все в ней отмечено и Тебе, 1943-й год, придется ответить перед судом Божьим и выдать виновных. На страницах истории будешь Ты, 1943-й, отмечен как самый кровавый и жестокий год для еврейского народа. Что хорошего принес Ты? Ничего, ничего! Зато плохого так много! Уже с самого начала Твоей власти, еще при царствовании молоденького января, какие акции совершал в Вильнюсе? А? Признайся! Что с Гайстами сделал? А когда вывозили людей в Кедайняй? Скажи! Когда продавали русских детей? Когда отправляли в Кайшядорис, разрывая семьи пополам? А страшная черная туча “казернирунг”, которая – то приближаясь, то удаляясь, – только издевалась над бедными страдающими людьми. Когда погиб Савицкас? Вспомни, 26 октября – самый страшный день изо всех дней, за этот один день будь Ты проклят! Три тысячи людей были вырваны из гетто и отправлены куда-то в холод и грязь в чужой Эстонский край. Сироты! Последние искры большого костра! Они гниют далеко от семей, братьев, друзей! Из наших “иргуним” ты вырвал многих нужных, дорогих друзей, товарищей по общей идее. Опять в Марьямполе 300 человек. За Гекке тоже Тебя надо “благодарить” и за два акта “казернирунг”? » (1.1.1944).

Мелькают в дневнике и отзвуки событий на фронтах (Сталинград, Марокко, Великие Луки и т. д.), иногда даже анекдоты: « Немцы уже устали стоять у Сталинграда. Гетто призывает жертвовать стулья, чтобы они могли там посидеть (один из новейших анекдотов) » (14.11.1942).

Интересны не только факты, но и оценки Тамары, вомногом, разумеется, очень детские. Евреи, ловко проносящие в гетто продукты (и она сама в том числе!) представляются ей героями: « …Даже имея при себе пять килограммов, ухитряются “чисто” пройти проверку. Вот это народ! Такой народ никогда не погибнет. Для него не существуют никакие приказания, никакие запреты. Наш народ никогда не будет соблюдать такие запреты. Поэтому он всегда будет существовать и не даст себя уничтожить » (21.9.1942 [272] Здесь и далее цитаты из дневника маркируются подобными датами. ). И Тамара права: они и были героями, рисковавшими всем лишь бы поддержать близких.

Другая запись поражает своей темой: еврейская девочка в гетто, не знающая, останется в живых завтра или нет, дополнительно страдает еще и от того, что у нее отнято такое само собой разумеющееся и насущное – элементарную и счастливую возможность учиться: « Открылась старая рана – начался учебный год. Больно мне, очень больно, что еще один год пропадает. Но ничего не поделаешь. Утешаю себя, чем только могу » (21.9.1942). И спустя еще год с лишним: « Казис в шестом классе. Еще два года, и он кончает. Словно ножом укололо в сердце. А что будет со мной? Кем я стану? Открылась старая рана – учеба, учеба… Три потерянных года. О, Боже! Вспомнилось прошлое. Класс за классом я поднималась все выше и выше, но вдруг – стоп, препятствие, и уже три года я не учусь. Трудно утешить себя. Но только не убивайте, не губите меня. Я еще достигну своего! » (5.12.1943).

Одно обстоятельство нуждается в пояснении, а именно конфессиональная принадлежность Тамары и ее семьи. И Иом-кипур с Пуримом, и сочельник с Пасхой и Днем Трех Волхвов упоминаются в дневнике почти на равных. Может даже сложиться впечатление, что она и ее родители – не просто ассимилированные еврейские интеллигенты, но еще и конвертиты, обращенные в христианство «выкресты».

Но это, как выяснилось при подготовке книги, не так. Правда, сама Тамара, под влиянием литовки-домработницы, бравшей ее, маленькую, с собою в костел, действительно одно время думала креститься и уж, по крайней мере, эмоционально и положительно относилась к католичеству. Но это было до гетто , гетто же, как она написала в одном из писем, быстро « рассеяло светлый миф о христианстве ».