Литт Вун Лонг - Путь через лес. О грибах и скорби

Многие указали, что, несмотря на свое недоверие к грибам, время от времени ели их, уже будучи взрослыми, например, «если они входили в рецептуру блюда в ресторане отеля». Грибы ассоциировались с торжествами, с чем-то необычным. Один из информантов писал, что в его семье «шампиньоны покупали, когда хотели себя побаловать». В семидесятых, когда страницы еженедельников заполонили рецепты рагу, самые изобретательные хозяйки взяли на вооружение консервированные грибы двух имевшихся в продаже видов: цельные и резаные. Шампиньоны в банках покупали, желая «добавить блюду изюминки». Один человек пишет: «Насколько я помню, отец говорил, что грибы — изысканная пища» [12] NEG 175 Sopp og bær: NR. 32854. . Из этих ответов следует, что дело не только в съедобности или несъедобности грибов; они также маркируют социальный статус, став частью гастрономической моды, доступной более благополучным категориям населения, разбиравшимся в грибах и привыкшим употреблять их в пищу.

Опережая свое время, в лес с корзинкой для грибов спешили городские жители, священники, учителя, образованные женщины или деятели искусства. Тогда они представляли норвежский микологический авангард. Походы за грибами доставляли одинаковую радость и тогда, и сейчас. Женщина из Рюгге пишет:

Мы всегда любили разглядывать картинки в специальных справочниках и постепенно научились узнавать разные виды грибов. Но на удачу мы никогда не полагались, так что если не были уверены — обращались в Контроль пищевых продуктов или к тем, кто знал о грибах больше нас. Как сейчас помню, мне десять-двенадцать лет, отец стоит у старой плиты и мешает грибы в большой кастрюле, а все четверо детей толпятся вокруг и ждут, когда же их угостят ароматным лакомством. По вечерам после прогулки отец, наш гордый повар, подавал к столу хрустящие жареные или нежные, тушенные в сливках грибы. Для нас походы за грибами — возможность подышать свежим воздухом, размяться, насладиться природой и собрать запасов на зиму… Выбираясь в лес с детьми, мы всегда брали с собой примус, сковородку, маргарин и соль, чтобы полакомиться дарами леса. Особенно приятно было есть зажаренные до корочки грибы со сковородки прямо пальцами… [13] Там же.

Когда люди узнают, что я собираю грибы, реагируют они, как правило, одинаково — рассказывают про то, как кто-нибудь отравился в гостях грибами и оказался в больнице на диализе. Подтекст ясен: «Есть грибы опасно».

«Зачем собирать грибы, если их можно купить в магазине?» — вопрошают скептики. Вряд ли кто-то станет выковыривать грибы из замороженной пиццы, узнав об их ядовитости. Но вот тех, кто связывает грибы в первую очередь с гнилью и плесенью, в Норвегии неизменно много.

На горячую линию норвежского инфоцентра отравлений звонят около сорока тысяч человек в год. Причины обращений год от года почти не меняются: около сорока процентов звонков касаются отравлений химическими веществами, около сорока процентов — лекарственными препаратами, около десяти процентов — отравлений веществами из категории «прочее», а оставшиеся десять — отравлений растительными, грибными или животными ядами. Получается, в общей статистике отравления грибами не так часты, и убежденность микофобов («грибоненавистников») в их повальной ядовитости не имеет оснований в реальности.

Микофилы («гриболюбы») и микофобы различны — как день и ночь. Первые пытаются снизить риски, практикуя максимальную осторожность и постоянно расширяя свои знания. Для микофобов же грибы — это смерть, таящаяся в подлеске. Их голова занята исключительно мыслями о риске отправления, долгом гемодиализе и смерти. Сбор грибов они считают экстремальным спортом, а поедание собственноручно добытых грибов, вне зависимости от опытности грибника, — рискованной безответственностью, игрой в русскую рулетку. Главный козырь микофоба — аргумент о человеческом факторе: даже много зная и соблюдая осторожность, рискуешь совершить ошибку. Что сказать, не поспоришь — свести риск отравления к нулю невозможно. Ошибиться могут даже специалисты. Никто из потребляющих в пищу дикие грибы не застрахован от риска отравления на сто процентов. Но тогда микофобы должны согласиться и с тем, что ездить на машине или, например, отправляться домой к случайному знакомому после вечеринки тоже небезопасно. В обычной жизни микофобы наверняка совершают поступки, куда более опасные, чем ответственный сбор и употребление грибов в пищу. Я веду к тому, что за боязнью грибов стоит вовсе не страх перед рискованным поведением. За желанием оградиться от рискованной безответственности микофобы прячут страх перед грибами. Таких людей я узнаю за версту, до того, как они поделятся поучительной историей о злополучном семейном застолье, — в таких ситуациях я не возражаю и стараюсь сохранять на лице улыбку. На самом деле продолжать разговор с микофобом, для которого грибники стоят в одном ряду с теми, кто держит в качестве питомцев ядовитых змей, мне вовсе не хочется.

В Норвегии начали есть грибы в XIX веке, и приохотились к ним, в отличие от большинства других стран, образованные горожане. Пионер норвежской микологии доктор Улав Юхан Сопп, сменивший имя с Юхан Улав Ульсен, чтобы подчеркнуть преданность своей страсти [14] Sopp (норв.) — гриб. — Примеч. пер. , в книге «Съедобные грибы» (1883) писал, что в отличие от Норвегии в остальных странах грибы собирают, едят и продают бедняки. Поездив по Европе и отведав грибов в изысканных ресторанах и на роскошных приемах, представители лучших семей страны привозили новые утонченные гастрономические привычки домой. Норвежцы же, не покидавшие провинциальной родины, часто непросвещенные и необразованные, скептически относились к буржуазной гастрономии, в том числе поеданию грибов, считая это снобизмом.

Встретив микофоба, я про себя думаю, что тот происходит из рода простых бедных крестьян. Пусть он кичится научной степенью, высокой должностью и недвижимостью в престижном районе — его неискоренимое недоверие к грибам говорит об ином: предрассудки, невежество и отсутствие любознательности на протяжении поколений заварились в кашу иррациональных представлений, расхлебать которую мне не по силам. У меня нет ни терпения, ни желания спасать микофоба, который заранее решил, что грибы опаснее волка и по определению содержат опасный яд. Его дело. Моя позиция такова: чем больше микофобов, тем больше грибов для микофилов. Я не так терпелива, как доктор Сопп, который неустанно пропагандировал грибы и утешался тем, что картофель, завезенный в Норвегию в 1758 году, тоже «приняли с превеликим недоверием: его не хотели ни есть, ни тем более выращивать».