Литт Вун Лонг - Путь через лес. О грибах и скорби

Страха перед важнейшим, по моим представлениям, выступлением не было, равно как и уверенности, что я с ним справлюсь. Смогу ли я удержаться на ногах и не провалиться под землю? Смогу ли заговорить? Единственным утешением было то, что недосказанностей у нас с Эйольфом не осталось. Я благодарила судьбу за то, что в супруги мне достался именно он. Когда подруги, по обыкновению, жаловались на своих мужей, мне прибавить к разговору было почти нечего. К счастью, свою благодарность Эйольфу я выражала не раз. В супружестве он позволял мне быть самой собой, а не женой с потенциалом для совершенствования. Я успела поблагодарить его и за это, отчего на душе у меня было легче.

После церемонии прощания члены семьи, друзья и близкие были приглашены на поминки в общее здание садоводства. Меню было на редкость простым — ни элегантных канапе, ни многослойных бутербродов, только сосиски и тонкие картофельные лепешки. Я бросила все свои силы на церемонию и траурную речь. О том, что мы будем есть на поминках, я даже не подумала. Осознав, что заняться нужно еще и этим, я почувствовала легкую тревогу, но, додумавшись до идеи с сосисками, быстро примирилась с этой мыслью. Стол был действительно накрыт в память об Эйольфе. За все эти годы он наверняка съел не одну сосиску в лепешке втайне от меня. К тому же, исходя из того, сколько народу собралось и сколько порций уже было съедено, можно выскочить в магазин и купить еще. Практичной стороне моей личности такая затея пришлась по душе.

Ответственным за раздачу сосисок был назначен Ю., мой друг, который уже не раз предлагал помощь. Он спросил, сколько народу соберется. Ответа у меня не было. Я не имела ни малейшего понятия об этом и была не в состоянии провести хоть какие-то подсчеты. Я не помню даже, как всё устроилось с кофе. Еще на столе появилось несколько пирогов, — интересно, откуда они там взялись? Должно быть, кто-то просто принес их. От меня ускользнуло немало деталей.

Общее здание садоводства было идеальным местом для поминок. Сначала нужно пройти по узким тропинкам, обрамленным с обеих сторон маленькими деревянными домиками, ярко отражающими вкусы владельцев как в архитектурном, так и в садоводческом отношении. Одни участки попроще, другие позаметнее. Кто-то выстригает газоны до идеально ровного состояния и неотрывно следит за порядком на безупречных клумбах, а кто-то отдает предпочтение естественности, предоставляя зелени и цветам бóльшую свободу. Сверху открывается вид на весь кооперативный сад. Общее здание расположено на возвышенности, откуда видно домики по обеим сторонам тропинки. Эйольфу понравилось бы то, что о нем говорили собравшиеся. Впрочем, мне кажется, поток теплых слов его бы всё же смутил. Он не любил быть в центре внимания. Эйольф был тихим, но при этом по-своему заметным. И всё-таки я думаю, добрые слова приятно услышать каждому из нас, независимо от того, любим мы внимание или нет.

Кажется, после церемонии прощания я обессилела окончательно, словно впала в кому. После того как всё, о чем нужно было позаботиться, сделано, после того как люди, собравшиеся со всех уголков света, разъехались по домам, после того как цветы завяли и телефон умолк, остаешься в квартире один на один с печальными мыслями. Тогда-то я и поняла, что Эйольф не вернется с работы уже никогда.

Я добровольно отправилась во внутреннее изгнание. Скорбь разрослась и поглотила всю мою жизнь. Я погрязла в трясине тоски: просыпалась по утрам, но не хотела вставать. Я видела мир лишь через призму потери и боли. Спрятаться и переждать всё это мне было негде. Можно было рыдать и выть сколько душе угодно, но всё без результата, ответа не было. Я лежала на подушке Эйольфа. Над районом Фагерборг висела мертвая тишина.

Огромная часть моей жизни была безвозвратно утрачена. Измученная смертью, подобно Орфею, я не могла найти однозначного ответа на вопрос: что мне делать без Эйольфа?

Всё, что казалось мне надежным, нерушимым, превращалось в легкие, как перышко, мыльные пузыри, медленно уплывающие из виду. Я превратилась в легчайший мячик для пинг-понга, который выбросили в открытое море, где его теперь из стороны в сторону швыряли высокие волны. Скорбь — штормовое, переменчивое море, где ты тонешь без малейшей надежды на спасательный круг. Силы, рвущиеся и бушующие внутри, застали меня врасплох.

Люди говорят, жизнь продолжается. Почему они раз за разом повторяют это, хотя их слова совсем не утешают? Прежде чем допустить хотя бы одну мысль о том, чтобы «двигаться дальше», придется принять, что кошмарный сон на самом деле оказался явью и полнейшая абсурдность сложившейся ситуации — отныне часть твоей жизни. Как постичь непостижимое?

Я скучала по старой жизни. Существует ли кнопка, нажав на которую, можно было бы обернуть время вспять?

Я знаю, что жизнь нужно выстраивать с нуля. Для этого необходимо перетерпеть боль и найти в существовании новый смысл, вот только как это сделать? К тому же передо мной как перед иностранкой, приехавшей в страну из-за норвежца, встал вопрос: оставаться ли здесь?

Из всех чувств дикое смятение — худшее. Отчаяние и безумие сменяют друг друга так быстро, что всё превращается в серую мешанину. Долина смятения пуста и бесплодна. Дорога, лежащая передо мной, безжалостна. Ждет ли на той стороне цель? Указателей не различить. Солнце палит изо всех сил, а моя ноша тяжела, точно свинец. Скорбь невыносима. Здесь нет ни деревьев, ни тени. Только острые камни. Один-единственный раз я позавидовала верующим. Быть может, они быстрее находят смысл в смерти, которая в противном случае кажется совершенно бессмысленной? Быть может, вера в вечную жизнь позволяет легче принять телесную смерть?

Свои соболезнования и сопереживания выражают многие. Я окружена хорошими друзьями, но они не могут принять на себя мое бремя. И хотя по Эйольфу горюют многие, моя скорбь принадлежит только мне и никому больше. Сложно вновь привыкнуть к обычному течению жизни после того, как она нанесла столь сокрушительный удар. Превратить удушающую скорбь в боль, с которой можно жить, я должна самостоятельно. Возвращать жизнь в прежнее русло мне предстоит собственными усилиями.

Сделать нужно всего лишь одно — начать идти, переставляя одну ногу за другой, подобно странствующему паломнику из стародавних времена. Жизнь стоит на месте, хоть я и двигаюсь. Время течет одновременно быстро и медленно. Оно может тянуться, как переход через пустыню Гоби, а может пролетать в мгновение ока. Я таю, как река, впадающая в море. Я остаюсь прежней, но вместе с тем меняюсь и не могу описать это словами. Кто я теперь? Я не могу жить как раньше, но и какой должна быть моя новая жизнь, не знаю. Если честно, я не знаю, чего ищу.