Валерий Шамбаров - По следам Штирлица и Мюллера

Что же касается сведений о сталинградских потерях, они сыграли именно ту роль, на которую рассчитывались. Германское командование в своих докладах имело привычку очень и очень сильно смягчать картину. К высшему руководству рейха доходили весьма искаженные данные, сведения об уроне своих войск значительно занижались. Сейчас известно, что эта сводка, полученная через «Красную капеллу», была доложена Гиммлеру, тот представил ее Гитлеру, и разразился грандиозный скандал. Фюрер рвал и метал. Кричал на своих военачальников и генштабистов, что все они бессовестно обманывают его…

Но учтем, что к Гиммлеру необычная радиограмма попала от Мюллера. Он должен был расценить сводку точно так же, как Треппер. Москва предлагала руководству германских спецслужб задуматься о своей судьбе. На разведывательном жаргоне, это было по сути «приглашение к танцу». А последующие факты свидетельствуют о том, что Мюллер «приглашение» принял.

Между прочим, ничего парадоксального в этом нет. В любой стране руководители разведки и контразведки бывают более информированными, чем даже главы государств, получающие многократно просеянные и отретушированные сведения от подчиненных. В нацистской Германии подобная специфика была выражена особенно сильно. Начальники спецслужб представляли истинное положение дел гораздо лучше, чем высшее руководство рейха, и вовсе не случайно, что все они стали изменниками. Все без исключения. Канарис еще в начале войны прикинул соотношение ресурсов Германии и ее противников (включая Америку), поэтому принялся наводить мосты с англичанами. Гиммлер и Шелленберг после Сталинграда принялись нащупывать контакты с США и Великобританией. Недалекий Кальтенбруннер занялся тем же самым позже. Небе и Хансен примкнули к заговору против Гитлера. Мюллеру, в отличие от его «интеллектуальных» коллег, оказались ближе русские.

После катастроф на Восточном фронте зимой 1942/43 г. перелом в ходе войны почувствовали не только начальники нацистских спецслужб. Италия вообще зашаталась. В Милане и Турине прокатились массовые забастовки и демонстрации, поднимались лозунги: «Хлеба, мира и свободы». Муссолини упрашивал заключить мир с русскими и перебросить все силы против англо-американцев, готовившихся из Северной Африки вторгнуться в Италию. Японцы также высказывались за примирение с Советским Союзом и продолжение войны с Западом. Антонеску, наоборот, припекало с востока, и он строил предлагал заключить мир с США и Англией. Призадумалась Финляндия. Маннергейм под предлогом лечения приехал в Швейцарию, встречался с политиками нейтральных стран, а через них закидывал удочки к американцам. «Лечиться» в Швейцарию засобирался и венгерский диктатор Хорти. Болгарский царь Борис заговорил о выходе из войны, но его вызвал Гитлер для крутого разговора, и сразу по возвращении он умер: по одной версии, от инфаркта, по другой — от яда.

Недовольство стало проявляться уже и в самой Германии. В Мюнхенском университете возникла подпольная организация «Белая роза». Правда, состояла она лишь из 9 человек. Действия ограничились надписями на стенах, 19 февраля распространили одну листовку, и активистов, Пробста, брата и сестру Шолль, сразу взяли. Случай был столь вопиющим и уникальным для рейха, что расследование взял на себя сам Кальтенбруннер и привлек Канариса. «Расследовали» они так круто, что Софии Шолль на допросах сломали ногу. А уже через два дня троих искалеченных студентов осудили и обезглавили. Вскоре арестовали и остальных во главе с профессором Хубером. Почти всех казнили. Лишь для двоих вину сочли недоказанной, отправили в тюрьму.

А с весны 1943 г. на Германию обрушилась новая напасть — бомбардировки англо-американской авиации. Резко зашевелились оппозиционеры и заговорщики. Бывший бургомистр Лейпцига Герделер в Стокгольме через банкиров Маркуса и Якоба Валленбергов наводил связи с Англией. По линии абвера там же суетились Бонхеффер и Шенфельд. В Швейцарии заговорщик Гизевиус, вице-консул в Цюрихе, вел переговоры с Даллесом, к нему наведывались и другие гости из Германии. Шелленберг наладил контакты с британским генеральным консулом в Цюрихе Кейблом, за большие деньги нанял для посредничества американку Ханфстейнгл. А в Стокгольме от имени Гиммлера и Шелленберга прощупывали западных представителей врач рейхсфюрера Керстен и доктор Лангбен.

Но англичане не слишком доверяли Шелленбергу. В 1939 г. он уже изображал «заговорщика», а при встрече на голландской, тогда еще нейтральной территории захватил и похитил двух офицеров британской разведки. Американка Ханфстейнгл оказалась просто дурой и истеричкой. А по контактам абвера с западными державами нанес удар Мюллер. Один из курьеров заговорщиков, мюнхенский делец Шмидтхубер, был задержан пограничниками при попытке провезти в Швейцарию значительную сумму валюты. Это было серьезным преступлением, Шмидтхубера передали гестапо.

На допросах он признался, что является агентом абвера. Рассказал о переговорах, назвал участников из окружения Канариса — полковника Остера, Донаньи, обер-лейтенанта Йозефа Мюллера, Бонхеффера. Рассказал и о прошлых контактах через Ватикан в 1940 г., когда противнику были выданы планы наступления во Франции. Донаньи, Йозефа Мюллера и Бонхеффера в апреле арестовали. Остер, предупрежденный Канарисом, уничтожил компрометирующие документы, в отношении него не набралось достаточных доказательств, но его уволили и взяли под домашний арест.

А на фронте готовилось решающее сражение на Курской дуге. Все разведывательные структуры в преддверии битвы работали с полной нагрузкой — и нацистские, и советские. В их числе оказалась и… зондеркоманда «Роте капелле». Ее работа приняла вообще беспрецедентные формы. Из Москвы сыпались запросы один за другим. Запросы на все более важную и все более закрытую информацию. Уже даже без учета, какие из этих данных смогли бы раздобыть реальные агенты Треппера, останься на свободе. Если бы речь действительно шла о радиоигре, одно это должно было насторожить гестаповцев. Фактически они подтверждали: разведчиков снабжают информацией извне. Тем не менее зондеркоманда по-прежнему передавала запросы в штаб Западного фронта и требовала точных ответов.

Начал возмущаться сам главнокомандующий фронтом фельдмаршал Рунштедт. Указывал, что «подкормка» противника далеко перешагнула разумные пределы. Каждый раз, передавая запрошенные сведения, напоминал, что они строго секретны, что их раскрытие может нанести серьезный вред интересам рейха. Но эти сведения сразу же отправлялись в Москву — шли донесения о перебросках германских соединений на Восток, их численности, оснащенности техникой, пунктах следования. О переформировании на Западе дивизий, отведенных в тыл после боев, и степени их готовности… А Центр присылал новые инструкции, что еще надо узнать, проверить.