Виктор Кунин - Последний год жизни Пушкина

С глубочайшим почтением и совершенною преданностию честь имею быть,

милостивый государь,

Вашего сиятельства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

Пушкин — К. Ф. Толю.

26 января 1837. Петербург.

26 генваря . Я сидел до 4-го часа, перечитывая мои письма; успел только прочесть Пушкину выписки из парижских бумаг.

А. И. Тургенев. Из дневника.

<���…> Пушкин не скрывал от жены, что будет драться. Он спрашивал ее, по ком она будет плакать. «По том, — отвечала Наталья Николаевна, — кто будет убит». Такой ответ бесил его: он требовал от нее страсти, а она не думала скрывать, что ей приятно видеть, как в нее влюблен красивый и живой француз. «Я готова отдать голову на отсечение, — говорит княгиня Вяземская, — что все тем и ограничивалось и что Пушкина была невинна». Накануне дуэли, вечером, Пушкин явился на короткое время к княгине Вяземской и сказал ей, что его положение стало невыносимо и что он послал Геккерну вторичный вызов. Князя не было дома. Вечер длился долго. Княгиня Вяземская умоляла Василия Перовского и графа М. Ю. Виельгорского дождаться князя и вместе обсудить, какие надо принять меры. Но князь вернулся очень поздно. <���…>

<���…> На одном вечере Геккерн, по обыкновению, сидел подле Пушкиной и забавлял ее собою. Вдруг муж, издали следивший за ними, заметил, что она вздрогнула. Он немедленно увез ее домой и дорогою узнал от нее, что Геккерн, говоря о том, что у него был мозольный оператор, тот самый, который обрезывал мозоли Наталье Николаевне, прибавил: «Il m'a dit que le cor de madame Pouchkine est plus beau que le mien» [479] Непереводимая игра слов: «cor» — мозоль, «corps» — тело. Буквально: «Он мне сказал, что мозоль госпожи Пушкиной гораздо красивее, чем у моей жены». . Пушкин сам передавал об этой наглости княгине Вяземской.

Пушкина чувствовала к Геккерну род признательности за то, что он постоянно занимал ее и старался быть ей приятным. <���…> Накануне дуэли был раут у графини Разумовской. Кто-то говорит Вяземскому: «Подите посмотрите, Пушкин о чем-то объясняется с Даршиаком; тут что-нибудь недоброе». Вяземский направился в ту сторону, где были Пушкин и Даршиак; но у них разговор прекратился. <���…>

Рассказы Вяземских П. И. Бартеневу

Барон,

Прежде всего позвольте мне подвести итог всему тому, что произошло недавно. — Поведение вашего сына было мне полностью известно и не могло быть для меня безразличным; но так как оно не выходило из границ светских приличий и так как притом я знал, насколько жена моя заслуживает мое доверие и мое <���…> с тем <���…> на сердце <���…> м <���…> женщины <���…> муж, если только он не глупец, совершенно естественно делается поверенным своей жены и господином ее поведения. Признаюсь вам, я был не совсем спокоен. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь потешную и жалкую, что моя жена, удивленная такой пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в отвращении самом спокойном и вполне заслуженном.

Но вы, барон, какова была ваша роль во всей этой истории? Вы, представитель коронованной особы, вы свод <���…> старухе вы подстерегали <���…> по всем углам, чтобы говорить ей о вашем сыне, а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, [истощенный] лекарствами, вы говорили, бесчестный вы человек, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына. Это не всё.

[Вы видите, что я много знаю, но подождите, это не всё: я говорил вам, что дело осложнилось. Вернемся к анонимным письмам. Вы, конечно, догадываетесь, что они вас касаются].

2-го ноября у вас был [от] с вашим сыном [новость <���…> доставила большое удовольствие. Он сказал вам] [после одного] вследствие одного разговора <���…> ешен, что моя жена опаса <���…> анонимное письмо [<���…> что она теряет голову] <���…> нанести решительный удар <���…> ставленное вами и <���…> пляра [анонимного письма] <���…> были разосланы <���…> было сфабриковано с <���…> был уверен, что найду моего <���…> не беспокоился больше. В самом деле, после менее чем трехдневных розысков я уже знал, как мне поступить. Если дипломатия есть лишь искусство узнавать о том, что делается у других, и расстраивать их намерения, вы должны отдать мне справедливость, признав, что были побеждены по всем пунктам.

Теперь я подхожу к цели моего письма. [Быть может, вы желаете знать, что помешало мне до сих пор обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего. Так я скажу вам это]. Я, как видите, добр, простодушен <���…> но сердце мое чувствительно <���…> Поединка мне уже недостаточно <���…> и каков бы ни был его исход <���…> достаточно отомщенным ни <���…> вашего сына, ни письмом <���…> самый след этого подлого дела, из которого мне легко будет составить отличную главу в моей истории рогоносцев.

Имею честь быть, барон, вашим нижайшим и покорнейшим слугою. (фр.)

А. Пушкин.

(Первый перебеленный текст письма от 21 ноября.

См. гл. 5 № 36)

Барон!

Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно уже давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном.