Виктор Кунин - Последний год жизни Пушкина

«Путешествие из Петербурга в Москву»,

купленной Пушкиным в 1836 г.

Художнику

У меня будут нынче ввечеру, часов в десять, Глинка, Одоевский и Розен для некоторого совещания. Ты тут необходим. Приходи, прошу тебя. Приходи непременно. А завтра (в субботу) жду тебя также непременно к себе часу во втором поутру. У меня будет живописец, и ты должен с полчаса посидеть под пыткою его животворной кисти. На оба запроса прошу ответить: да.

Жуковский.

В. А. Жуковский — Пушкину.

Январь — март 1836 (?) Петербург.

Не забудь, что ты у меня нынче в час будешь рисоваться. Если не найдешь меня, паче чаяния, дома, то найдешь у меня живописца. Прошу пожаловать.

Жуковский.

В. А. Жуковский — Пушкину.

Январь — март 1836 (?) Петербург.

Я <���…> постоянно посещал вечера В. А. Жуковского <���…> у него еженедельно собиралось избранное общество, состоявшее из поэтов, литераторов и вообще людей, доступных изящному. Назову здесь некоторых: А. С. Пушкин, князь Вяземский, Гоголь, Плетнев — были постоянными посетителями. <���…> Князь Одоевский, Вельгорский и другие бывали также нередко. Иногда вместо чтения пели, играли на фортепьяно…

М. И. Глинка.

Нынешнею зимою Жуковский по субботам собирал у себя литераторов и я иногда являлся туда как в неприятельский стан. Первостепенные там князья Вяземский и Одоевский и г. Гоголь. Всегда бывал там и Пушкин, но этот все придерживается Руси…

Ф. Ф. Вигель — М. Н. Загоскину.

Из Петербурга в Москву, 1836.

Музыкант Глинка, живущий на углу Фонарного переулка, в д. Шлотгауера (Schlothauer) зовет нас к себе в пятницу á 9 heures [109] В 9 часов (фр.) .

С. А. Соболевский — Пушкину.

10–11 (?) марта 1836. Петербург.

Хлопоты по делам похоронным, да и заботы о «Современнике» на неделю задержали проводы Надежды Осиповны к месту вечного успокоения…

3 апреля Пушкин закончил для «Современника» статью «Александр Радищев». Уже не в первый раз (и снова — тщетно!) пытался он вернуть читающей России имя ее великого сына. То короткое рассуждение, которым открывается наш документальный монтаж в этой главе, без малейшей натяжки можно считать раздумьями Пушкина не только о радищевской, но и о своей судьбе. Скажем больше, сами мысли эти, быть может, связаны с кончиной матери и предстоящей поездкой, подводящей жизненную черту под ушедшим временем. Он ехал теперь в Святые горы совсем не тем 25-летним романтическим поэтом-изгнанником, каким «ворвался» в родительские пенаты 9 августа 1824 г., обуреваемый пылкими чувствами: унижением изгнанника, ненавистью к деспотизму, тоской разлуки с возлюбленной. Иные времена наступили… Кто знает, не вспоминал ли автор статьи «Александр Радищев» свою давнюю уже ссылку и свою нынешнюю судьбу, когда рассказывал: «В Илимске Радищев предался мирным литературным занятиям <���…> Радищев был тогда вдовцом. К нему поехала его свояченица, дабы разделить с изгнанником грустное его уединение. Он в одном из своих стихотворений упоминает о сем трогательном обстоятельстве.

Трудно удержаться, чтобы не провести, хоть и очень осторожную, аналогию дальнейшего пути Радищева с пушкинской жизненной дорогой и, главное, с его раздумьями о своем положении в 1836 г.: «Император Павел, взошед на престол, вызвал Радищева из ссылки, возвратил ему чины и дворянство, обошелся с ним милостиво и взял с него обещание не писать ничего противного духу правительства. Радищев сдержал свое слово. Он во все время царствования императора Павла I не написал ни одной строчки. Он жил в Петербурге, удаленный от дел и занимаясь воспитанием своих детей. Смиренный опытностию и годами, он даже переменил образ мыслей, ознаменовавший его бурную и кичливую молодость. Он не питал в сердце своем никакой злобы к прошедшему и помирился искренно со славной памятию великой царицы». Повторим: не в прямых уподоблениях дело — дело в раздумьях Пушкина о путях поэтов…

Сколько раз мать и отец Пушкина вместе проделывали эту дорогу к своим псковским владениям, и вот настал день, когда измученный и больной Сергей Львович не мог сопровождать жену в последний путь. Александр Сергеевич отправился один из всей семьи; с ним был только неизменный слуга Никита Козлов. Он совсем было уже собрался во вторник 7 апреля, но в последнюю минуту перенес отъезд еще на сутки. 11 апреля он был уже в любимых своих псковских местах, а 13-го состоялось погребение в Святых горах. Оплатив все расходы, связанные с похоронами матери, Пушкин заранее позаботился и о месте вечного успокоения для себя — внес соответствующий вклад в монастырскую кассу. Он рассказывал потом Нащокину, что залюбовался сухой песчаной землею, в которую доведется когда-нибудь лечь навсегда. Алексей Вульф, бывший с Пушкиным на похоронах Надежды Осиповны, вспоминал потом, что лежат они «теперь под одним камнем, гораздо ближе друг к другу после смерти, чем были в жизни». Что ж, может, и так: люди, даже великие, поздно прозревают, понимая, чем была для них мать…