Леонид Емельянов - Под прицелом войны

Однажды я попал в немилость к переводчице немецкой комендатуры, которой дали комнату в нашем доме. Началось все с невинного вроде случая. Во дворе рос красивый спорыш – невысокая травка с маленькими белыми цветочками. В этом месте стоял заброшенный немецкий дорожник – что-то вроде советского газика, только подлиннее. Днем сюда приходило двое поляков ремонтировать технику. Один из них налил бутылку бензина и спрятал ее в дорожник, надеясь, видимо, обменять его потом на самогонку.

Но бутылку обнаружил мой пятилетний братик. Открыл пробку и, забавляясь, стал выливать бензин на машину. Работница комендатуры увидела это, разоралась и пару раз ударила братика по голове. Меня это задело. В отместку я наставил стеклышек торчком на тропинку, по которой она каждое утро прогуливалась босой. На следующий день она поранила ноги, вычислила, кто это мог сделать и, взбешенная, примчалась к моей матери. Та едва уговорила ее меня не наказывать. Во время этого бурного разговора я тихо лежал под кроватью. Как мышь под веником.

Отец мой по образованию учитель, но в период оккупации был простым разнорабочим сначала на хлебо-, а потом на маслозаводе. Благодаря этому мы (трое детей и мама) особенно не бедствовали, папа всегда что-нибудь приносил с работы. Звали его и в полицаи, но отказался. С приходом наших войск в 1943-м был мобилизован в армию – сначала в стройбат, а потом – в артиллерию, когда обнаружилось, что он хорошо знаком с математикой. В 44-м в семью пришла весточка с фронта – пропал без вести.

А в 1995-м младший брат Владимир, преподаватель Ленинградского университета, отыскал его след. Прочел публикацию в какой-то газете, в которой бывший фронтовик, живший в Херсоне, писал, что своими глазами видел, как погиб такой-то. И называл фамилию, имя и отчество моего отца. Их тогда накрыло немецким снарядом. Единственным уцелевшим из артиллерийского расчета оказался херсонец.

Но вернемся в осень 43-го года, в период освобождения.

Неподалеку от нас проходила шоссейная трасса Хорол-Кременчуг. В полутора-двух километрах от нее деревня Олимпиадиевка, где мы надеялись на время спрятаться у знакомых. Едем на телеге. Над Хоролом сплошной дым – горят дома. По шоссе в сторону Кременчуга течет громадная колонна беженцев. Слева и справа от нее мелькают иногда немецкие мотоциклисты. Мы нырнули то ли в подсолнечник, то ли в кукурузу, пробрались в деревню и сутки провели у надежных людей.

И вдруг в деревню приехали две небольшие крытые машины типа наших «козликов». Вышли из них немцы, походили, походили и уехали. А через пару часов из пяти больших машин здесь высадилась уже целая немецкая группировка и стала готовиться к обороне. Еще через какое-то время в низине послышался взрыв – немцы взорвали мост через реку.

Вслед за этим в окрестностях началась перестрелка. Люди попрятались в убежища. Стрельба усиливалась. Стали слышны пулеметные очереди и орудийные залпы. И где-то в направлении приречной поймы несколько раз звучало многоголосое «Ура-а-а! Ура-а-а!» минут по 15–20, а затем все стихало. И так продолжалось, наверное, два-три дня. Точно не скажу.

В один из таких дней, в полдень, когда немцы, возможно, отдыхали, «Ура-а-а!» неожиданно раздалось со стороны длинного яра, который находился в тыльной части обороняющихся. Немцы поспешно отступили, но устроили по прежним позициям артналет. Я выглянул из подвала. Вижу: крыша дома одного из сельчан красиво так разлетается. Лошадь одну убило. Мать за меня – и в погреб.

Когда все затихло, поехали назад. Вдоль полевой дороги, проложенной по болотистой местности, лежало множество трупов наших солдат, которые еще не успели убрать. Бойцы погибли во время атаки. Ну а немцев уже и след простыл.

Жизнь снова возвращалась в мирное русло. Полтора-два года были еще довольно голодными, но народ, видевший и худшее, преодолел и эти временные трудности. Я же со временем поступил в ремесленное училище, где кормили бесплатно. И с этого момента, можно сказать, начал самостоятельную жизнь.

Родился в июне 1933 года в селе Литиж Комаринского района Орловской (ныне Брянской) области. Исследователь в области физиологии растений и общей биологии. Кандидат сельскохозяйственных наук.

Весть о войне воспринял не сознанием, а общей озабоченностью взрослых. Отца отправили на фронт в первые же ее дни и почему-то ночью. Мать громко плакала, даже кричала, чуть ли не теряя рассудок. Под Брянском их, еще не одетых в военную форму, разбомбили. Управление исчезло, и он пешком с расстояния в сто километров вернулся домой. Растерянный и какой-то виноватый.

В памяти тех первых дней остались частые пролеты над селом и окрестностями немецких самолетов, которые спускались очень низко и периодически строчили из пулеметов. В небе стали вспыхивать воздушные бои. Однажды увидел: летит сверху подбитый самолет. Падает и крутится, как горящее бревно. Наша, как оказалось, боевая машина. Двое летчиков выпрыгнули из него на парашютах. Один был ранен. К месту их приземления на мотоциклах сразу же устремились немцы. Раненого летчика увезли с собой. Другой успел скрыться. Там на поле в это время работали колхозники. Подвели ему лошадь и сказали; «Скачи, пока не поздно». Чуть ли не силой заставили сесть. Он и ускакал в лес под самым носом у немцев. Парашютную же ткань быстро разобрали сельчане на платочки.

Через село потекли разрозненные группы наших солдат, идущих на восток. Почему-то их называли пленными. Все старались переодеться в гражданское. Одному из них, молодому на вид, папа отдал изношенный пиджак и получил взамен шинель. Потом ее распороли и сшили брату одежду.

Запомнился еще такой эпизод: пятеро наших военных остановились на ночлег в доме человека, который в Первую мировую войну находился в германском плену и немного знал язык этой страны. А ночью в хату зашли немцы. Хозяин поговорил с ними, после чего те вывели на улицу всех пятерых и расстреляли прямо на огороде. Вина в их смерти пала на этого старика.

Днем собрались мужики и захоронили погибших на местном кладбище. Документов при них не было. И таким вот образом на войне появлялись «без вести пропавшие», о чем командование обязано было сообщать родственникам по месту жительства.

В четырех километрах от села проходит магистральная дорога. Оттуда в первые дни войны доносился гул: шли машины, танки, другая военная техника. К нам заскочила лишь чужеземная танкетка, проехала по всему селу и уехала. После нее на земле остались листовки, в которых черным по белому было написано: «Мы вас освободили». Пропаганда у завоевателей работала с самого начала!