Петр Дружинин - Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

О книгах я уже писал тебе ранее и добавить мне нечего. Мне достали оба тома «Лит. наследства» (блоковского), «Лерм[онтовскую] энциклопедию» (где, кстати сказать, две моих статьи), «Ежегодник Рук[описного] отдела ИРЛИ» (без двух моих статей, о чем я очень сокрушаюсь), справочный том к «Яснополянским запискам» [Д.П. Маковицкого]. Тебя же, Лидочка, прошу «курировать» меня в плане библиографии, малотиражных изданий (ГПБ, ГБЛ) и т. д.

Ну вот, пора прощаться. Мир тебе и благодарение за все, что ты для меня делала и делаешь. Мой душевный привет Валечке [Санниковой] и Валентину Александровичу [мужу Л.Ф.]. И еще – Городу, по которому ты бродишь и который мне часто снится. «В Петербурге мы сойдемся снова…»

Костя, дорогой, здравствуй!

Спасибо большое за новогоднее поздравление, из такой холодной дали ты находишь возможность порадовать меня добрыми словами. Сейчас, когда уже большие события в твоей жизни свершились, я поздравляю тебя со всеми вместе. Заранее боялась, т. к. человек я суеверный, мнительный, боялась спугнуть, предвосхитить. Так что – с женитьбой, Новыми Годами (н[ового] ст[иля] и ст[арого] с[тиля]), с Рождеством поздравляю сразу и желаю тебе только здоровья и терпения. Сейчас, когда Светлана Ивановна уже в Горьком и все обошлось или прошло, если можно сказать, благополучно, еще ярче понимается, какие подвиги вы совершаете, и не только нравственные. Что такое перелет на Дальний Восток, я немного представляю, т. к. иногда летаю к маме на Сахалин. Одна дорога чего стоит, а у С[ветланы] И[вановны] все осложнено было. Я, к сожалению, не повидала ее, она ведь очень занята делами, когда приезжает. Говорила с ней лишь по телефону. И по ее звенящему от ликования, счастливому голосу поняла, как она счастлива прежде всего тобой. О своих переживаниях, физических и эмоциональных нагрузках за это время она не говорит ни слова, а ведь это такой груз. Только о тебе. Так что, Костя, дорогой, если еще и справедливы слухи, что Светлана Ивановна еще и красива необыкновенно, это дамские сплетни, то я рада за тебя, что у тебя столь героическая жена, и дай вам Бог скорее и навсегда быть вместе. Эта поездка, и особенно подробный рассказ о ней, и особенно вид счастливой невестки в Лидию Владимировну вдохнули новые силы. Я видела ее 2 янв[аря], говорила по телефону 7 января и радуюсь за нее. Мама твоя очень благородная женщина, и я целую ей руки. Радость в ее положении сейчас самое лучшее лекарство, поэтому поездка Светланы Ив[ановны] была кстати.

Все, что я услышала о тебе, еще раз подтверждает слухи о твоем мужестве и благородстве в этой трагической ситуации. За что опять-таки огромное личное спасибо, ибо ваши поступки, поведение, вся трагичность жизни вашей для меня лично и, хочу надеяться, и для других – большая ежедневная моральная поддержка, т. к. теперешняя жизнь наша, если не внешне, то внутренне, нуждается в таких струях именно человеческого, настоящего, поскольку много вокруг, кроме липкой суеты, еще и печальных обстоятельств. Лично мне всегда нужны сравнения, и часто я теперь свою жизнь и поступки ежедневные сверяю по сусуманским часам. <���…>

Не осуждая позднего раскаяния. Не искажая истины условной, ты отражаешь Авеля и Каина, как будто отражаешь маски клоуна. Как будто все мы – гости поздние, как будто наспех поправляем галстуки, как будто одинаково погостами покончим мы, разнообразно алчущие. Но, сознавая собственную зыбкость, ты будешь вновь разглядывать улыбки и различать за мишурою ценность, как за щитом самообмана – нежность. О, ощути за суетностью цельность и на обычном циферблате – вечность. Пишу [ «Сонет к зеркалу» Бродского] по памяти, поэтому знаки расставь сам, ведь ты помнишь их мелодию. С тех далеких дней я что-то больше поэзии не запоминаю. Иногда в журналах попадается проза.

Кстати, Костя, ты не обращаешься ни с какими просьбами. Пожалуйста, почту за честь. О маме не тревожься. Она ждет тебя, и чем можно мы помогаем ей. Смогу ли я посылать тебе бандеролью «Литературную газету» или сохранить до тебя? Получил ли ты посылку, послали 9 декабря. Пиши, дорогой Костя, помним тебя. Валечка молится за тебя. Валентин Александрович, когда я впадаю в панику по поводу, каково тебе при –50º С, успокаивает меня, говорит, что ты хоть и филолог, и поэт, и эстет, но, черт возьми, мужчина. Я верю ему и надеюсь. И хотя здесь тоже –20º, не жалуюсь. Бог с тобой. Береги себя.

Лида.

Александр Васильевич Лавров, филолог, текстолог, исследователь русской литературы начала ХХ века (ныне – академик), близкий друг Азадовского с начала 1970-х годов, его соавтор по ряду работ, среди которых – фундаментальное исследование «Переписка В.Я. Брюсова с М.А. Волошиным» (1994). С 1971 года – сотрудник Пушкинского Дома. После ареста и осуждения Светланы и Константина Азадовских принимал (вместе с женой Татьяной Павловой) непосредственное и деятельное участие в защитных акциях; инициировал (вместе с С.С. Гречишкиным) ряд писем в поддержку Азадовского.

13 сентября 1981

Дорогой Костя!

надеюсь, что это письмо, в отличие от предыдущих, отправленных по Вашему прежнему адресу, дойдет до Вас. На днях я был у Лидии Владимировны, которая показала мне последнее Ваше письмо, а также официальное уведомление о месте Вашего пребывания, полученное одновременно. Лидия Владимировна, как мне показалось после почти месячного отсутствия (я жил в отпуске на Сиверской), выглядит сейчас довольно хорошо, во всяком случае лучше, чем в ту пору, когда Вы с ней виделись на свидании; то же самое находит и врач [Ирина Ефимовна] Ганелина (жена Якова Соломоновича Лурье, видный кардиолог), которая ее осматривала на днях. Сейчас ждем встречи со Светочкой, которая должна приехать в отпуск в начале октября (предполагалось, что 18 сентября, но там сместилась очередь отпусков).

Все время, прошедшее с конца декабря минувшего года, не было у нас дня, когда мы не думали бы о Вас, не волновались и не тревожились бы о Вас, не порывались бы предпринять какие-то шаги, как видите, не увенчавшиеся пока заметным успехом. Надеемся, что глухота, на которую суждено было повсеместно натыкаться в Питере, будет преодолена на московских предстоящих путях; если предвзятое отношение в данном случае не распространяется так далеко, то есть все основания ожидать каких-то ответов; но трудно, после всех неудач, заранее Вас обнадеживать. К сожалению, пока ничего утешительного не могу сообщить и из области литературных дел. Только что вышел последний «Ежегодник» [Рукописного отдела ИРЛИ] без публикаций Цветаевой и дневника Фидлера; Ксения Дмитриевна [Муратова] добивалась, чтобы они вышли за подписью К.М. Маркова, издательство на это согласилось, но наша дирекция воспрепятствовала…