Петр Дружинин - Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

В 1941 году у них рождается сын, а в марте 1942 года семья эвакуируется самолетом через линию фронта (вместе с семьей Б.В. Томашевского) сначала в Москву, а оттуда поездом в Иркутск, родной город Марка Константиновича, где жила его мать. Проведя три года в Иркутске, семья возвращается в Ленинград весной 1945 года. О последних годах жизни Марка Константиновича написано в настоящее время немало, так что мы сознательно опускаем этот период.

После смерти мужа в 1954 году Лидия Владимировна полностью посвятила себя изданию его научного наследия. Она проделала огромную работу с тем, чтобы неизданные труды М.К. Азадовского, в том числе и главный из них – «История русской фольклористики», смогли увидеть свет. Занималась она и собственными разысканиями. Немало откликов получил в свое время убедительно документированный ею авантюрно-исторический сюжет о подделке писем М. Горького и Ленина. Но в 1970-е годы здоровье ее сильно пошатнулось, и с конца 1970-х годов она практически перестала выходить из дома; свое 77-летие она встречала 15 февраля 1981 года уже без сына и невестки, денег было в обрез – приходилось довольствоваться пенсией, назначенной ей в далеком 1959 году, – 39 рублей 30 копеек.

Нужно отдать должное Лидии Владимировне: наблюдая все происходящее вокруг ее сына, видя отзывчивость и верность друзей, взявших на себя заботу о ней, она не собиралась сама оставаться в стороне и не сидела опустив руки. Уже на этапе следствия она написала несколько писем, которые обратили на себя внимание именно в тех «инстанциях», куда она обращалась.

Так, 3 февраля 1981 года она направила пространное обращение в Президиум XXVI съезда КПСС – наивысшую партийную и общественную инстанцию в тогдашнем СССР. Съезд проходил в Москве с 23 февраля по 3 марта 1981 года. Понимая, что до съезда ее письмо может не дойти, Лидия Владимировна на следующий же день, 4 февраля, написала еще одно письмо. Оно было обращено к члену ЦК КПСС, делегату XXVI съезда КПСС, лауреату Сталинской и Ленинской премий, Герою Социалистического Труда (причем дважды Герою: в 1984 году он – второй после Михаила Шолохова и последний из советских писателей – станет носителем этого почетного звания), словом, чуть ли не «сверхчеловеку» и одновременно председателю Правления Союза писателей СССР Георгию Мокеевичу Маркову (1911–1991).

Лидия Владимировна имела полное право писать ему. И Азадовский-старший, и Георгий Марков, оба сибиряки, хорошо знали друг друга, тем более что в 1943–1945 годах, находясь в Иркутске, Марк Константинович тесно общался с писательницей Агнией Кузнецовой, женой Маркова, в то время секретарем Иркутского отделения Союза писателей. Высоко ценя историко-бытовой аспект прозы Маркова, Азадовский не раз поддерживал земляка и отзывался о его прозе весьма сочувственно.

Но важно и другое. В эпоху застоя Георгий Мокеевич оказался достаточно близок к первой персоне советского государства – Генеральному секретарю ЦК КПСС. Именно он, Марков, будучи еще и председателем Комитета по Ленинским и Государственным премиям в области литературы, искусства и архитектуры, вручал 31 марта 1980 года в Кремле Л.И. Брежневу Ленинскую премию по литературе 1979 года – за его выдающуюся трилогию. Впрочем, и с Андроповым, председателем КГБ СССР, Георгий Марков тоже имел постоянный контакт. Короче говоря, Лидия Владимировна обратилась к наиболее влиятельному из тех лиц, к кому она вообще могла обратиться, и имела все основания надеяться, что ее письмо будет прочтено адресатом.

Глубокоуважаемый Георгий Мокеевич,

вчера я обратилась с письмом в Президиум XXVI съезда, копию письма прилагаю. Но прежде чем Вы начнете его читать, прошу Вас просмотреть эти мои предварительные строки, обращенные исключительно к Вам.

Мне хотелось бы Вам напомнить о нашей семье, когда судьбы наши как-то соприкасались, я отлично понимаю, что Вам при Вашем объеме работы и при том потоке лиц и событий, которые окружают Вас, трудно и даже просто невозможно запомнить все встречи и разговоры, имевшие место за последние 39 (!) лет.

Я начну с Иркутска (лето 1942 года), куда мы приехали из блокадного Ленинграда. Именно тогда произошло Ваше знакомство с моим мужем, Марком Константиновичем Азадовским. В 1965 году (к 10-летию его смерти) в родном Вашем городе Томске вышла книга, посвященная его памяти, я посылаю Вам фотокопию с нее, чтобы Вы могли представить себе это издание. Возможно, что у Вас не сохранилось фотографий тех лет и Вам будет приятно посмотреть на карточку почти 40-летней давности, мы уехали из Иркутска 20 февраля 1945 года, но перед отъездом братья-писатели устроили нам «отвальную», которая происходила в квартире Агнии Александровны [Кузнецовой – жены Маркова], являвшейся душой этого мероприятия.

В послевоенные годы Вы не меняли своего доброго отношения к Марку Константиновичу, доказательством чему служит роман «Строговы» [Иркутского издания 1946 года] с теплой надписью.

После смерти Марка Константиновича, будучи в Москве в 1956 году, я обращалась к Вам с просьбой организовать комиссию по его литературному наследию (председатель А.А. Прокофьев), и Вы помогли мне в этом.

Но наиболее ярко мне запомнилась наша последняя встреча в Ленинграде (осень 1963 года), когда я приходила к Вам на прием как к депутату Верховного Совета от нашего Дзержинского района. Приходила я к Вам по квартирным делам, т. к. наша квартира (ул. Желябова, д. 13, кв. 83) после капитального ремонта была превращена из 2-х комнатной в однокомнатную. В связи с этим я говорила и о своем сыне, которому исполнилось уже 22 года, который только что окончил Университет, занимается в переводческих семинарах при ССП, уже печатался и которому пророчат большую будущность как поэту-переводчику и как многообещающему ученому-литературоведу.

Я сказала еще: «И он мечтает о том, что впоследствии, когда это заслужит, он тоже будет членом Союза Писателей», на что Вы очень благосклонно сказали: «Ну конечно же будет. Как же, сын такого отца! Только вот подрасти ему еще следует».

1 апреля 1977 г. сын подал документы в ССП с просьбой принять его в число членов. Рекомендации ему дали: Д.С. Лихачев, В.Г. Адмони, Рита Яковлевна Райт-Ковалева. За истекшие 3 года и 8 месяцев его успели провести только через секцию переводчиков (единогласно) и отборочно-приемную комиссию. 1 декабря 1980 г. его кандидатуру рассматривали на Секретариате, и он не прошел (не добрал одного голоса).

Наступившая в середине декабря катастрофа смела все эти вопросы, я пишу Вам о них только потому, что Вы стоите у руля всего литературного процесса в нашей стране.

Катастрофа, нагрянувшая в середине декабря, сломала наши три жизни менее чем за одни сутки. О ней изложено в моем обращении к Президиуму XXVI съезда.