Петр Дружинин - Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

В Ленинграде стали циркулировать слухи, будто итальянская компартия ведет переговоры с ЦК, чтобы Азадовского на кого-то обменять, но никак не могут найти адекватную замену… Вспоминается частушка, которая родилась после обмена политзаключенными в декабре 1976 года – В.К. Буковского на лидера чилийских коммунистов, начинавшаяся строками «Обменяли хулигана / На Луиса Корвалана…».

Эти слухи 1981 года были, вероятно, отголосками событий, относящихся к весне 1979 года, когда в порядке обмена на пойманных спецслужбами США и осужденных за шпионаж двух советских разведчиков в Америку из советских тюрем были отправлены сразу пять граждан, преследуемых советской властью по религиозным или политическим мотивам, – Э.С. Кузнецов, А.И. Гинзбург, М.Ю. Дымшиц, В.Я. Мороз и Г.П. Винс.

Что касается «итальянской компартии», то уместно предположить, что разговоры такого рода – следствие резонанса, который сопровождал итальянское издание тройственной переписки (Рильке – Пастернак – Цветаева), осуществленное в 1980 году усилиями Серены Витале в римском издательстве «Editоri riuniti». А поскольку «Объединенные издатели» были официальным издательством Коммунистической партии Италии, то отсюда и слухи.

Но Константин все-таки сознавал, что участь Буковского ему не грозит, – в конце концов, он был простой филолог; нечто подобное, с другой стороны, оказалось бы для него также трагедией: ведь из тюрьмы он все-таки надеялся когда-то выйти и застать маму в живых, а из заграницы он не мог бы вернуться никогда. Пока она была жива, он не имел права расстаться с ней.

Кроме разнообразных мечтаний, которые неизбежно приходят в голову любому арестанту, по Крестам, как и по другим тюрьмам, начали ходить слухи о грядущей амнистии. В 1982 году страну ждало празднование 60-летия образования СССР, и приготовления к нему уже начались – репродуктор вещал о празднике единения советских народов с завидной частотой. Впрочем, к началу восьмидесятых обитатели пенитенциарных заведений стали называть их «параша об амнистии». В действительности амнистий было значительно меньше, чем ожиданий у заключенных. К примеру, в 1970 году, когда отмечалось и 25-летие победы, и 100-летие со дня рождения Ленина, амнистия так и не была объявлена, а в 1977 году, к 60-летию революции, наоборот, состоялась. Так что угадать было трудно. Но вера в лучшее (в Чудо) – единственное, что доступно узнику.

Надолго задержавшись в Крестах, Азадовский подумывал о том, что мог бы оспорить свое долгое пребывание в СИЗО, однако воздержался от этого шага. Ему стало известно, что, задерживая его отправку на зону, администрация поступала в соответствии с законом – она попросту не имела формальных оснований расстаться с ним до того времени, как получит копию определения о вступлении приговора в законную силу.

Возникшая ситуация была чисто бюрократической. Согласно статье 14 Исправительно-трудового кодекса РСФСР, осужденные к лишению свободы направляются в места отбытия наказания не позднее десятидневного срока со дня вступления приговора в законную силу. Приговор вступил в силу после рассмотрения кассаций в Ленгорсуде 16 апреля, следовательно, до конца апреля Азадовский должен был быть этапирован к месту отбытия наказания.

О вступлении приговора в законную силу он был официально уведомлен 22 апреля. Из Ленгорсуда в СИЗО должны были направить и копию определения, но по обстоятельствам, о которых можно только догадываться, она поступила в канцелярию «Учреждения ИЗ-45/1» лишь 5 июня 1981 года – эта дата указана на входящем штампе. И только с этого момента началась подготовка осужденного к этапу.

Тем временем в жизни матери нашего героя события развивались не только по «уголовной линии», подтверждая вечную истину: «Беда не приходит одна». На Лидию Владимировну свалилось и другое несчастье – бытового порядка, но оттого не менее тяжкое. Дом на улице Восстания, в котором жили Азадовские, дал трещину и подлежал ремонту. В январе 1981 года его начали расселять, и многие жильцы уехали, переместившись во временный фонд. Предлагали и Лидии Владимировне, но такой переезд был ей уже не под силу. В подъезде отключили свет, и друзьям Азадовского, навещавшим Лидию Владимировну, приходилось подниматься на четвертый этаж в полной темноте, ощупью. Грозились отключить и водоснабжение.

К счастью, в этот критический момент она не осталась в одиночестве. Е.И. Кричевская, лаборантка кафедры, которой заведовал Азадовский, предложила ей комнату в своей трехкомнатной квартире – у станции метро «Лесная». Это предложение обдумывалось и обсуждалось. Лидия Владимировна хорошо понимала всю привлекательность такого решения, но… как оставить квартиру, заполненную дорогими картинами и множеством книг? Здесь опять-таки помогли друзья. Решено было на время отсутствия Кости и Светланы распределить картины и книги по другим адресам. Началась работа. Борис Филановский и Владислав Косминский вынесли на руках огромное полотно Ильи Машкова и доставили его на Петроградскую сторону, в квартиру Аллы и Юрия Русаковых, известных ленинградских искусствоведов (Юрий Александрович был сотрудником Эрмитажа). По тому же адресу отправились и картины поменьше. А что касается книг, тут все оказалось непросто. Лидия Капралова и Валентина Санникова приходили после рабочего дня в Публичной библиотеке и, обдирая руки до крови, увязывали пачки – одну за другой. Попутно упаковывали и архив, к тому времени уже весьма обширный. В итоге пачек оказалось несколько сотен, и, заказав машину, книги и бумаги стали развозить по городу – для них нашлось место у Зигриды Ванаг и Юрия Цехновицера, Елены Кричевской, Бориса Филановского и Татьяны Буренко, Мариэтты Турьян и Генриетты Яновской…

Процитируем воспоминания Генриетты Наумовны:

Когда Костю арестовали, мы узнали, что Л.В., оставшись совсем одна, беспомощная, стала продавать какие-то книги, картины. А там были Маковский, Петров-Водкин… В доме стали появляться чужие, какие-то странные люди, явно надеясь чем-нибудь поживиться. Мы тогда страшно испугались, что Л.В. все распродаст. «Я же должна на что-то жить?» – резонно говорила она. «Л.В., не оскорбляйте нас, как-нибудь выкрутимся. Мы должны сохранить все это до Костиного возвращения. Мы найдем деньги». – «Но у вас же тоже их нет?!» – «Не волнуйтесь. Будем записывать каждую копейку. Костя когда вернется, все отдадите».

Дальше произошли две очень страшные вещи.

…Вдруг объявили о выселении Костиного дома. Оказывается, после капитального ремонта, сделанного, видимо, с нарушениями, по дому пошла трещина, и как раз через Костину комнату. Вот такое трагикомическое стечение обстоятельств. Ситуация стала очень опасной. Дом стали целиком выселять. В итоге все выехали, осталась только одна Л.В., картины и книги. Картины тогда взял на хранение один из работников Эрмитажа (я его не знаю). А мы с Мариэттой Турьян забрали к себе книги. Мои актеры из «Синего моста» помогали их упаковывать. Я взяла к себе и коробки с хорошей посудой, мебель же стояла в доме до последнего. Л.В. оставили, на чем есть, сняли ей квартиру, оплачивали, на тот последний случай, когда ей прикажут выметаться. Потом у нее начались сердечные приступы. А какие врачи к ней приезжали! Стоило только бросить клич, и появлялись лучшие кардиологи города. Л.В. же повторяла только одно: «Я должна его дождаться, иначе его здесь не пропишут».