Лоренс Лимер - Суд Линча. История грандиозной судебной баталии, уничтожившей Ку-клукс-клан

Бенни считал, что, поскольку он один из руководителей Соединенных Кланов Америки в Алабаме, а его сын является одним из руководитей Клаверны 900, они заслуживают всемерной финансовой поддержки со стороны СКА, а также моральной поддержки самого Роберта Шелтона. Однако на дворе стояли уже не 1960-е, когда члена Клана, убившего чернокожего, часть общества чествовала и прославляла, хотя другая гневно осуждала. Наступили новые времена, когда тесных связей с возможным убийцей черного юноши следовало сторониться.

Как только Шелтон осознал последствия, которые предъявление членам Клана обвинения в убийстве могло иметь для СКА, он решил выйти из игры. Он не собирался тратить средства СКА на дорогостоящую защиту обвиняемых. Он также отказался и поручиться за невиновность Генри, как ручался за невиновность других членов Клана, обвинявшихся в убийстве в прошлом.

Так что Генри остался совсем один перед лицом угрозы смертного приговора. Только Бенни и Генри знали, что́ отец сказал сыну перед линчеванием и как он давил на Генри, чтобы тот выполнил свое обещание убить какого-нибудь чернокожего. Как бы то ни было, Бенни опасался того, что произойдет, если Генри заговорит и ему самому придется предстать перед судом. Этого было достаточно, чтобы Бенни сделал все, что было в его силах, чтобы помочь своему сыну.

Генри был нужен самый лучший адвокат, и одним из наиболее успешных и дорогих адвокатов в Мобиле был М. Э. «Бабба» Марсал. Два года назад, когда Бенни продал четыре из своих доходных домов на Херндон-авеню, он был человеком со средствами, но большая часть вырученных денег была уже потрачена, и теперь у него и близко не было тех 50 000 долларов, которые Марсал хотел получить авансом за защиту Генри.

Не видя, где еще можно раздобыть такие деньги, Бенни в июле 1983 года решил сжечь свой дом, чтобы получить выплату по страховке. Он и его собратья по Клану вынесли из дома новый дорогой телевизор, прежде чем поджечь его. Затем Бенни обратился в страховую компанию за выплатой возмещения, чтобы отдать эти деньги Марсалу. Однако местному пожарному дознавателю и представителю страховой компании пожар показался подозрительным, и оба начали расследовать его обстоятельства. Так что в то время, как его сын ожидал суда по обвинению в убийстве, Бенни рисковал очутиться рядом с ним в окружной тюрьме.

Сидя в крошечной камере, Генри знал, что показания ближайшего друга могут привести к тому, что его признают виновным и приговорят к смерти на электрическом стуле в тюрьме Холман. Эта перспектива внушала такой ужас, что в своих любовных письмах к Дженет Дим он ни разу не упомянул о своих мыслях в эту сторону.

Генри жалел себя. Он мог бы обрушиться с упреками на Бенни, мог бы заявить, что это Бенни виноват, но вместо этого только горько сетовал на несправедливость. Он не убивал Дональда, и нечестно, что прокурор пытается заставить его отдуваться за кого-то другого. Он только-только начал приводить в порядок свою жизнь и встретил женщину, с которой собирался провести всю оставшуюся жизнь, и вдруг на него обрушилось ужасное несчастье.

Разговаривая с Дженет, Генри плакал и признавался ей, каким слабым он себя чувствует и как ему тоскливо. В разговорах со своим отцом он пытался вести себя как подобает мужчине, но писал Дим: «Начинаю понимать, что не такой уж сильный». Ему совершенно не хотелось встречаться и беседовать с Бенни, и он клялся, что «когда все это наконец закончится, многое изменится». Но сказать этих слов отцу он смог, не мог даже намекнуть ни на что подобное. Сейчас он зависел от отца еще больше, чем когда-либо раньше; вероятно, от Бенни зависела сама его жизнь. Отец сказал ему, что уже потратил на его защиту 63 000 долларов. Целое состояние, а ведь дело еще даже не дошло до суда.

Сидеть в крошечной тюремной камере уже само по себе плохо, но еще больше Генри угнетало то, что ведение защиты оставалось вне его контроля. Всем ведали Бабба Марсал и его отец. «Я никто и всегда был никем, – писал он своей возлюбленной. – Мать думает, что я курю марихуану, отец думает то же самое и считает меня лжецом и ничтожеством, паршивой овцой, а моя сестра обвиняет меня в том, что я холодный и бесчувственный эгоист».

Глубокой ночью Генри просыпался, крича и обливаясь холодным потом.

Окружной прокурор Крис Галанос был человеком педантичным и дотошным, он вел записи по делам мелким неразборчивым почерком и любил все делать тщательно. У него то и дело случались приливы невероятной энергии, причиной коих были таблетки для похудения, содержащие амфетамины; он ел их, как жареный миндаль, понятия не имея, что стал наркозависим. Работал как одержимый, разделываясь с преступниками, щелкая одного за другим. У него была любимая семья: молодая жена и маленькие дети. И, по его мнению, все было хорошо.

Но Галанос знал, что во время предстоящего суда над убийцами Майкла Дональда перед ним встанет серьезная проблема. Обвинение в убийстве, влекущем за собой смертную казнь, которое он собирался выдвинуть против Генри Хейса, в основном будет базироваться на показаниях Джеймса Ноулза, и тот должен сказать в суде, что он и Генри в вечер убийства выехали из дома с целью линчевать чернокожего. Однако Ноулз упрямо повторял первоначальную версию событий, ту самую, которую он впервые изложил специальному агенту ФБР Джеймсу Бодмену на парковке в центре Мобила и которая сводилась к тому, что они с Генри не собирались убивать Дональда, просто ситуация вышла из-под контроля и приняла трагический оборот. Если Ноулз будет придерживаться этой версии в суде, Генри, возможно, и признают виновным, но не в предумышленном убийстве, за которое его могли бы отправить на электрический стул.

Ноулз понимал, что его слова могут обречь Генри на смерть, и поэтому не хотел их произносить. «Я боялся, что его посадят на электрический стул», – рассказывал он позднее. Он пытался пройти по лезвию бритвы, говоря достаточно для того, чтобы соблюсти условия досудебной сделки, но недостаточно для того, чтобы Генри осудили за умышленное убийство. И он делал это, не имея помощи адвоката и возможности обсудить стратегию с кем-нибудь еще.

Суд должен был начать заседания в декабре 1983 года, а в конце октября Галанос и Бодмен прилетели в Сан-Диего, где Ноулз содержался под стражей в Городском исправительном центре в целях обеспечения его безопасности. Ночью перед встречей двух служителей закона с Ноулзом Бодмен слышал, как Галанос ходит взад и вперед по соседнему номеру отеля. Насколько мог судить агент ФБР, окружной прокурор не спал всюночь.

Утром Ноулз продолжал держаться своей версии событий, из которой следовало, что смерть Майкла Дональда была просто большой ошибкой. Галанос был в ярости от того, что шанс добиться осуждения Генри Хейса за преднамеренное убийство, похоже, уплывает у него из рук. И он попросил Бодмена дать ему возможность днем побеседовать с Ноулзом с глазу на глаз. Предполагалось, что все беседы с Ноулзом должны проводиться только в присутствии федеральных служащих, но Бодмен договорился со своим начальством, и Галанос смог побеседовать с Ноулзом наедине.