Филиппов Филиппов - Не померкнет никогда: повести и рассказы

Однако ничто не приходило на память. Но худощавый седеющий мужчина, напротив, вдруг широко, озорно засмеялся и, видно, не вытерпев, бросился ему навстречу, стал тискать его в своих еще крепких объятиях, приговаривая: «Вот и встретились, комиссар. Ждал я этой встречи, ох, как ждал… Ну, вспоминай, вспоминай… 42‑й год… Наур…»

Тут только вспомнил Расторгуев, что знал этого человека еще в войну, что это один из бойцов–разведчиков, с которым они вместе воевали на Наурском перевале. Он и тогда был таким же подвижным и веселым, только уж очень молодым.

Подступили к глазам непрошеные слезы. Куда от них денешься? Не так уж часто плачут мужчины, а тем более старые солдаты, не только пережившие смерть, но и теперь еще считающие, что лишь по какой–то счастливой случайности они не разделили тогда на перевалах трагическую судьбу своих боевых товарищей, останки которых, быть может, и по сей день движутся вместе с ледниками с седых вершин Кавказа.

Так встретились, спустя 35 с лишним лет после войны, бывший комиссар третьего батальона 810‑го полка, житель Куйбышева Константин Семенович Расторгуев и кубанец из станицы Удобной Отрадненского района Иван Михайлович Мысин, который в составе отдельного одиннадцатого горнострелкового отряда участвовал в защите перевалов Главного Кавказского хребта с сентября 1942 по март 1943 года, то есть практически все время героической заоблачной эпопеи.

Встреча эта произошла в горах на турбазе «Алания» в Архызе, куда по инициативе молодых рабочих Ждановского завода тяжелого машиностроения они были приглашены для участия в походе по местам боев за перевалы. Забегая вперед, скажу, что об этом походе тяжмашевцы снимут фильм и пришлют его И. М. Мысину в подарок. В те годы существовала замечательная традиция: каждое лето, когда сходили снега, на Марухский перевал поднималась молодежь, чтобы почтить память своих героических предков. С собой в рюкзаках в разобранном виде они приносили детали памятников, которые устанавливали на перевале; на скалах с пулевыми отметинами прикрепляли мемориальные доски; из теплых живописных долин приносили живые цветы — как символ непобедимой жизни алели на серых глыбах розы или гвоздики. Жаль, что утеряна эта традиция.

…У бойцов третьего батальона 810‑го стрелкового полка и отдельного 11‑го горнострелкового отряда давно кончилось продовольствие. В горах уже лежал снег, зачастили сильные ветры с метелями, беспрерывные снегопады и морозы. И солдатам, в буквальном смысле слова, пришлось зарыться в снег, сделав в нем глубокие норы, похожие на звериные. Так и жили в них, обогреваясь лишь маленькими чадящими спиртово–стеариновыми грелками, которые бойцы в шутку прозвали «жми–дави». Многие солдаты болели, были среди них и обмороженные. Ко всему прочему, начали подходить к концу боеприпасы, и потому было приказано стрелять только наверняка.

Как–то под вечер усилился ледяной, пронизывающий ветер, началась метель, и вдруг в землянку командира батальона, старшего лейтенанта Дмитрия Свистильниченко, протиснулся связной одной из рот:

— Товарищ командир, подкрепление прибыло. Промерзли ребята, обогреться бы им.

Пришедшую из тыла группу встречали командир седьмой роты лейтенант Кузьмин и комиссар батальона политрук Расторгуев. Новичков тут же распределили по землянкам, солдатам раздали продукты, принесенные пополнением. В эту ночь не засыпали долго. Сначала готовили ужин, потом беседовали, обменивались новостями. Гости рассказывали о положении на фронтах, делах в тылу, хозяева же вводили прибывших в курс событий на перевале.

Тогда–то, осенью 1942 года, и познакомились Расторгуев с Мысиным, а теперь, встретившись вновь через десятки лет, они снова вспомнили все, что было с ними в горах осенью-зимой второго года войны, своих друзей–однополчан, многие из которых навсегда остались в ослепительно белых снегах этих заоблачных высот.

В Архызе, в глубоком ущелье, где в хвойном лесу, прижавшись к крутому откосу, сбегающему к бурной речке Большой Зеленчук, стояла турбаза «Алания», вечер наступает быстро и неожиданно. Едва только солнце коснется верхушек остроконечных гор, как в долину падают глубокие тени, через несколько минут наступает сумрак, и тут же на чернеющем небе зажигаются непривычно яркие, крупные, кажущиеся близкими звезды. Мягкое полуденное тепло сменяет бодрящая прохлада. Окружающая природа сразу теряет краски, кругом все затихает, успокаивается.

После короткого ужина молодежь высыпала на улицу, собралась в ажурной беседке под одной из высоких елей: смех, шутки, веселые розыгрыши. Кто–то сбегал за гитарой, тронул звонкие струны, и полетели по ущелью песни. У молодежи их много: веселые и грустные, о любви и о романтике, и уж, конечно, на этот случай разучены о горах. С басовитой хрипотцой в голосе гитарист завел одну из них:

В четком ритме музыки и рокочущих звуках гитарных струн и в самом деле слышалось что–то суровое, призывное, как в песнях военных лет.

Расторгуев с Мысиным, услышав песню, тоже вышли на улицу. Ребята пропустили ветеранов в самую середину, поближе к солисту, а допев песню, тут же перестроили свой репертуар на военный лад. Теперь уже вместе они пели «Землянку», «Прощай, любимый город», «Там вдали, за рекой», Баксанскую песню. А потом кто–то вдруг запел:

Эта самодеятельная песня — о той героической части, в которой служили Расторгуев и Мысин, об их товарищах, да можно сказать и о них самих, об их военной молодости. Иван Михайлович признался потом, что, когда сидел в кругу поющей молодежи, в какой–то момент показалось ему вдруг, будто вернулся он в тот страшный 1942 год, сидит в глубокой расщелине под скальным навесом у небольшого костерка, а рядом с ним расположились его боевые товарищи, земляки-кубанцы. Все они еще молоды, все еще живы…

Вот напротив сидит Андрей Евлампиев, которого через несколько дней Мысин похоронит на Клухорском перевале, а рядом с ним Вася Дульнев из Удобной, он погибнет на перевале Нарзан. Чуть поодаль, подоткнув под голову тощий вещмешок, прилег Ваня Соколов из села Казьминского, которого скоро тяжело ранят у села Псху, и ребята не успеют донести его до санчасти. А вон там, прислонившись спиной к скале, подремывает Леша Демченко из села Успенского. Он будет ранен на перевале Санчаро, его спустят в долину, в госпиталь, но с тех пор никто и никогда больше ничего о нем не узнает.