Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться. Хроника почти бесконечной войны: 2013-2021 [litres]

…Это, повторюсь, наблюдения всего лишь нескольких ополченцев, и я осмысленно не привожу ещё множество подобных свидетельств, потому что так или иначе они все воспроизводят друг друга.

Передо мной вовсе не стоит цель показать действия украинских силовиков в дурном цвете: вот-де, мародёры и наркоманы, которых кидают свои же командиры. Конечно же, и наркоманы там не составляют большинства, и мародёрством занимаются далеко не все. Хотя что есть – то есть.

– …А украинская армия? Можно вспомнить какие-то вещи, связанные с тем, что их бойцы отлично воюют? – не раз допытывался я в своих разговорах с теми, кто мог на эти вопросы ответить.

Моторола, заслышав такую тему, сразу отмахнулся: сказал, что отдельные случаи вспоминать не хочет, но по итогам видно – воевать они любят издалека; лучше отбомбиться сорок раз по разу, и потом ещё раз сорок раз, – а едва начинается беда – Иловайск, донецкий аэропорт, Дебальцево, – сразу просят мира.

– Они ж ни одного города с боем не взяли за всё это время, – в своей словно ругающейся манере говорил Моторола, время от времени матерясь: примерно каждые три слова. – Они же входили только в оставленные города! О чём может речь идти?

Захарченко поначалу говорить об этом вообще не хотел, но потом всё же рассказал.

– Ты знаешь, вот крайний раз у меня случай был, когда мы брали Дмитриевку. Дубровка и рядом стоит высота. Пока штурмовали, с этой высоты бил по нам один такой с позывным Араб – артиллерист от бога. Так клал: ну, красавец.

– А откуда ты позывной его знаешь?

– Ну дык, мы даже с ним базарили по рации. Я матюкался, он матюкался. На высоте той ещё со времён Отечественной войны остались позиции, бункера, вся херня: немцы заготовили. И они там установили пушки, и по нам долбили просто чудовищно. Короче, нашего Кота – это позывной – такая жизнь достала. Он говорит, всё, Батя, я сейчас беру ребят, и мы за ночь всю их команду вырежем. Кот реально заходит в тыл, у дороги ложится в лёжку, ждёт Камаз с боеприпасами. Камаз этот они хлопают, вырезают сопровождение и водилу, залезают в машину и прямо в ней заезжают на батарею. Высыпались, перестреляли расчёты, взорвали пушки. Там стояло украинское охранение, десантура – они начали уходить, но уходить по-глупому: не знали, куда им соваться. Мы Дубровку уже взяли тогда, а они пошли на КПП Мариновка, прямо к нашим погранцам. И когда украинскую десантуру закрыли в лесопосадке, они по рации вызвали огонь на себя. В итоге и украинскую десантуру, и наших перебили: всех вместе… Вот это было.

– …история… – сказал я.

– Это было первый и единственный раз, – сказал Захарченко. Но тут же передумал: – Был ещё случай: один у них упёрся с пулемётом, все уже позиции оставили, а пулемётчик последним сидел. Его никак взять не могли, а в оконцовке он подорвал себя и тех двоих, которые к нему заскочили. Гранату дёрнул. Такое тоже было.

…Вечером того же дня мы сидели в кафе «Легенда» с одним моим добрым знакомым из ополченцев, и чтоб тему закрыть, я и его спросил о том же самом.

– Ты можешь сказать что-нибудь хорошее про бойцовские качества украинских «силовиков»?

– В добровольческом батальоне «Донбасс» я видел реально хороших пацанов, – ответил он готовно. – Как красиво они выходили из-за угла! У них, правда, мне показалось, польский акцент был.

– Из-за угла выходили?

– Да: один автоматчик отработал, второй, потом выходит и отрабатывает РПГшник. Моё отделение у них этому научилось. У них же я видел, как раненый делал перезарядку автомата одной рукой – я, признаюсь, тоже тогда же запомнил это движение, чтоб при случае сделать то же самое – если понадобится. И, знаешь, пригодилось.

(Мой товарищ был четыре раза ранен, замечу.)

– Ещё наш пацан рассказывал: работал из пулемёта, опытный – но даже не ранил никого из наступающих украинцев. Они его пулемётную точку за минуту обошли!

Или другой мой сослуживец, уже покойный, Жук у него был позывной, говорил, что отправился по нужде в тыл, только расположился – два ствола в голову: «Не бойся, парень, мы не каратели» – и начинают его паковать. Другой наш пацан случайно проходил мимо, сначала подумал, что свои балуются, а потом понял – и дал очередь. Но эти отошли по красоте: один с подствольника дал, и оба – кувырками – прочь; никто по ним так и не попал. Жук с голой жопой на свой же пулемёт побежал с перепугу…

Потом мы оба вспомнили пленного украинского полковника, которого в одном известном ролике из аэропорта комбат Гиви заставил проглотить шеврон.

Товарищ мой, последнее своё ранение получивший как раз в аэропорту, сказал, что про полковника этого ополченцы тоже отзывались нормально.

– Помню, когда Гиви ему сказал шеврон съесть, было видно, что он не сломленный, – сказал я.

– От пощёчины, правда, падал, – сказал мой товарищ.

– Может, и падал, но по глазам было видно, что он злой и упрямый.

– Я тоже, когда думал о плене, – поделился мой товарищ, – решил так: главное, чтобы член не отрезали, глаза не выкололи – а все эти пощёчины можно пережить.

– Упал и упал. А когда его водили по Донецку: смотри, мол, смотри, что вы натворили – по лицу его можно было прочесть: мало вас тут перебили.

– Он блок поставил и всё, – по-своему дал психологическую оценку мой товарищ, в прошлом боксёр.

– Он просто был уверен в своей правоте и думал – вот сейчас я тут похожу, а вернусь живым – и устрою вам ещё.

– А ты видел, – вспомнил мой товарищ, – когда Порошенко представлял его к награде, он говорил, что, мол, я реально понял, что нужно защищать свою родину, несмотря ни на что.

– Вот ведь сука какая.

– Это ж те же русские, ну что говорить, – неожиданно заключил мой товарищ.

Национальный вопрос уже мы раскрыли, и тут же закрыли, в «Спарте» у Моторолы.

Он показывал мне комнату отдыха для бойцов – там всё было в мелкой гальке, как на пляже, а посредине стояло кресло. Я уселся в это кресло и почувствовал себя героем клипа группы «Depeche Mode» на песню «Enjoy the silence».

С некоторой даже ревностью Моторола смотрел за моей реакцией: думаю, ему хотелось, чтоб мне тут понравилось.

Когда я насиделся в кресле, мы отправились прогуляться по двору, полюбоваться на технику.

– Мотор, а ты следишь сейчас за тем, что о тебе говорят? – спросил я.

– Нет. Если в любом поисковике набрать «Моторола ДНР», то там только фотографий – тысячи. Кто-то там что-то пишет, какие-то анализы проводит, с кем-то сравнивает меня. Мне без разницы. Я знаю, кто я. Моё окружение знает, кто я такой. Следить за тем, что обо мне выдумывают, особой необходимости нет.

– Ты определяешь себя как русского националиста.

– Да, я живу с этим с детства.

– Самоназвание «русский националист» присвоили себе упоротые нацисты, которые говорят: «Мы – русские националисты», – усомнился я.