Владислав Ельников - Рубежи Новороссии

Подивившись случившемуся, я вновь тронулся в путь, немного даже радуясь столь забавному происшествию. Надо же! Широко известное явление приключилось наконец-то и со мной, причем случилось оно не взирая на моё неплохое знание леса, в котором я ночевал и по которому бродил уже не первое лето. Теперь будет что рассказать знакомым и друзьям — сам Леший водил меня кругами по своему огромному лесу!

Будучи в таком приподнятом расположении духа, я бодро шагал вперёд. Великолепный светлый сосновый бор сменялся местами то белым березняком, то тёмным ельником, то смешанным лесом с зарослями можжевельника и крушины. Мой путь часто преграждал и валежник, и еловая частель — многочисленные молодые ёлочки высотой с рост человека, плотно стоящие сплошной зеленой стеной. Продираться сквозь такую частель было трудно, ветки больно хлестали по лицу и рукам, норовили выколоть глаза, путались в ногах, цеплялись за обе корзины которые я нёс на согнутых в локтях руках. Чтобы преодолеть эти заросли, я разворачивался к ним спиной, да так и шёл задом на перед, пока не выходил из частели в более разреженный лес. Пробираясь по лесным зарослям, сворачивая то вправо то влево, обходя стороной непролазный бурелом, я хорошо видел, насколько несостоятельно распространённое объяснение этого явления разной длиной шага правой и левой ног. Такое объяснение могло бы быть вероятным, двигайся я по совершенно ровной поверхности без малейших помех, но в лесу об этом не могло быть и речи.

Немного развлекшись и поулыбавшись случившемуся, я шел в полной уверенности, что уж теперь-то теперь иду верным прямым путем и скоро выйду к железной дороге. Каково же было моё удивление, когда я вновь оказался у пня с лежавшей рядом с ним яичной скорлупой, оставленной мной здесь во время привала!

Вот это да! Дело-то, оказывается, совсем нешуточное. Благодушно-весёлое настроение сменилось замешательством…

Ну вот что, хватит! Шутки в сторону, пора выбираться из леса. С каким-то раздражением я решительно зашагал в нужном направлении. Между тем день начал клониться к вечеру, оставаться ночевать в лесу вторую ночь подряд без воды и еды не хотелось, да и мои корзины были полны прекрасных грибов требовавших срочной переработки.

Что? Я заблудился? Полно те! Уж кому-кому, но мне-то с моим опытом заблудиться в лесу было просто стыдно. С лесом я познакомился ещё в раннем детстве, когда отец брал меня с собой, отправляясь по грибы и по ягоды в родные леса вятского края. Позже, в юности, я изведал и сибирскую тайгу на родине моей матери. Я всегда гордился своим умением находить правильную дорогу в самых непролазных дебрях, в самых глухих уголках лесной чащи я чувствовал себя как дома. И вдруг — заблудиться! Да быть того не может!

Впереди в зелени леса зачернели стволы ольхи. Ну конечно же, я ведь иду верным путем, поэтому теперь, вместо того чтобы описывать по лесу круг, я дошел до лесного ручья, берега которого густо поросли ольховником. Да, всё верно: вот они, кочки с осокой, вот и вода зажмыхала под подошвами сапог, вот и совершенно белые болотные подберезовики рассыпались по изумрудно-зеленому мху. И вдруг… что это? Какое-то странное образование на покрытой прошлогодней листвой земле, напоминающее застывшие языки огня, лишь цвет у него был совершенно другим, не ярко-оранжевым, а тёмно-коричневым, словно бы из-под земли вырвалось пламя преисподней, да так и застыло на толстом слое лесного опада из прошлогодних листьев и засохших веточек. Да это же осенний строчок, — малоизвестный гриб, именуемый ещё пестрицей, бабурой и имеющий наверное другие народные названия. Однако встретившийся мне строчок был гораздо больше среднего размера, он один едва поместился бы в большой суповой тарелке. У самой земли я срезал плотную, но полую внутри белую ножку, обдул гриб со всех сторон чтобы удалить мелкий сор и раздуть подальше его споры, затем осторожно положил хрупкий гриб в корзину поверх других грибов. Чудесная находка очень меня порадовала, и ободренный ею я зашагал далее, ничуть не смущаясь тем обстоятельством, что по моим же расчетам я никак не должен был попасть в этот ольховник. Ну да ладно, всё это мелочи, сейчас на моём пути будет ручей и по нему я легко выйду к железной дороге.

Так я шел от кочки к кочке, от одной ольхи к другой. Будучи обычно невысокой и тонкой, здесь ольха была сильным и хорошо развитым деревом высотой с десяток метров с толщиной комля около полуметра. Некоторые из них уже отстояли свой век, и на одном из таких стволов ольхи я заметил гриб чагу, обычно растущую на берёзе.

Между тем, вопреки моим ожиданиям, ручья всё не было. Ольховник тянулся дальше и дальше, и наконец впереди опять замаячили красавицы-сосны. Вместо ручья я вышел в сосновый бор, но ничего плохого в этом не было, потому что вон в том направлении вон за теми ёлочками скоро появится железнодорожная насыпь. Я уверенно прошёл эти ёлочки и оказался… все у того же пня с валяющейся подле яичной скорлупой!

Меня охватило чувство незримого присутствия какой-то таинственной невидимой силы с ощущением полного своего ничтожества перед ней. Уже начало смеркаться, остатки недавнего благодушного настроения улетучились без следа, и я наконец со всей очевидностью понял, что заблудился, Заблудился по-настоящему, заблудился в огромном мещёрском лесу, заблудился так, что не могу теперь даже приблизительно определить нужное направление. Оставив последние тщеславные помыслы о своих способностях находить дорогу в лесах, я уже без всякой надежды выбраться побрёл наугад сквозь лесную чащу. Вспомнился совет моего покойного отца: в таких случаях намечай взглядом дерево по прямой от себя, дойдя до него, намечай опять по прямой следующее дерево. Вот я и иду, без особой надежды и веры намечая взглядом дерево за деревом. В темнеющем лесу лучше всего видны сейчас белоствольные березы. На стволе одной из них висит крупный сросток отличных опят, но мне уже не до них. Вон у сосны красуется боровик, но в корзинах у меня нет для него места, подойти к нему нет времени, нагнуться за ним нет сил, поэтому я иду дальше, всё ускоряя и ускоряя шаг в сгущающихся лесных сумерках. Скоро станет совсем темно и идти дальше по лесу будет невозможно. Я уже выбился из сил, ноги налились свинцовой тяжестью, а корзины с грибами превратились в тяжеленные гири. Спина ныла от заплечного мешка, сильная усталость мутила голову. Уже почти совсем стемнело, и разумно было бы подыскать место для ночлега, насобирать хвороста, разложить костер, сделать лежанку из мха и еловых веток, но какое-то странное безразличие овладело мной. Ночлег? Ладно, как-нибудь устроюсь….

И вот в почти полной темноте сквозь заросли молодых берёзок вдруг завиднелась какая-то серая полоса. Да это же… железнодорожная насыпь! Выбравшись на неё, я дошагал ещё несколько километров до станции, сел на поезд и благополучно добрался до дома.