Галина Сафонова-Пирус - Игры с минувшим

– Ма, ну зачем же ты поехала! – улыбаюсь почти сквозь слезы, а она уже лыжной палкой пытается дотянуться до манерочки, как называет миску, в которую хочет насыпать пшеницы для кур. – Виктор приехал бы и продал, – поднимаю манерочку, подаю.

– Ну-у когда ж он ишшо приедить-то, – сыплет зерно в миску. – А рассада готовая, нужно продавать, вот и поехала.

– Вот и попала б в больницу, – подхватываю, пытаясь припугнуть.

Но поможет ли?

В кабинет входит редактор «Новостей» Володя Жучков с бутербродом в руке:

– Ухватил – хохотнул, – с барского стола.

Чуть позже влетает мой коллега Юра Павловский:

– Галина Семеновна, у вас чашка свободная есть? – И потирает руки. – Там Ильина принесла чай о-обалденный. Аромат!.. – Даю ему чашку, а он: – Хотите и Вам принесу? – Нет, не хочу. – Ну, хоть понюхаете! – настаивает беспардонно искренне.

Молча, смотрю на него… и он соображает, шмыгает за дверь.

А я иду к своему начальнику и думаю: может, и нет в этом ничего такого, что моя ассистентка Ильина приносит иногда что-либо «обалденное» из-под прилавка обкомовского магазина, где работает её мать? Вот и он, мой начальник, сидит и попивает тот самый чаёк, который предлагал мне понюхать Павловский… Да и Катя Мохрова входит с сухарем и стаканом в руке, в котором тот же чай ароматный и, не извинившись, что прерывает наш разговор, подсовывает Валентину Андреевичу какую-то бумагу, начинает объяснять что-то. Замолкаю, жду… Да нет, Катя хороший человек, и мы с ней ладим, но сейчас моё неприятие вот таких чаепитий от обкомовского «барского стола» переносится и на неё, а поэтому… Но уходит. Только начинаю говорить, вшмыгивает выпускающая с чашкой! И снова жду.

Ну, почему для них «это» – маленький праздник, а для меня…

Был Валентин Андреевич невысок, но строен, лицом не сказать, что красив, но симпатичен, с живым взглядом серых глаз, с проблесками седины в короткой бородке. Странно, что мало делала о нём записей, и вот одна из них:

«Вчера в наших «Новостях» прошла информация Гуглева о том, как город избавляется от беспризорных собак, – отлавливают их и в каком-то загоне забивают палками, – так Корнев, на летучке: не надо было, мол, этого показывать!.. ему, видите ли, чуть плохо ни стало от этого сюжета!.. да и в вообще, «показывать надо только то, что не будоражит ум и сердце».

Таким он и был: на летучках старался погасить споры, сгладить конфликты, на собраниях – тоже… Берег своё больное сердце?

Телевидения Валентин Андреевич сторонился, – может, потому и писала о нём мало? Правда, иногда всё же пробовал вникнуть в нашу технологию, но у него это получалось плохо. Помню, как спустя почти год после перехода студии на видеозапись, пришёл ко мне на пульт и спросил:

– Галь, – всегда меня так называл, – а можно как-то просмотреть то, что сейчас записали?

Не знал даже, что после записи просмотр обязателен.

Как он относился ко мне?.. Пожалуй, была я для него прежде всего красивой женщиной, а потом уже режиссером, – при встречах окидывал ласкающим взглядом, непременно улыбался. Не помню, чтобы выговаривал за что-то, не помню, чтобы мстил, если на собраниях взбрыкивала против него, – было и такое, – и грамоты за «хорошую работу» сыпались, как из рога изобилия.

Были ли у него конфликты с Обкомом? Нет, не знаю. Но когда на собраниях надо было сказать то, что «нужно руководящей и направляющей», говорил. Искренне ли? Не думаю… а, вернее, хочу так думать.

Первый солнечный день после двухнедельных дождей и сразу жарко.

По колеям, поросшим травой, бежит струится прозрачная вода, а у дороги – плети молодых лисичек и кустики черники, темно-сизые от ягод. Когда еще будем собирать такую?

И снова дождь! Но радостный, грибной. Ручейками – по спине. Удар грома стряхивает и брызги с деревьев. Чавкающие кроссовки утопают во мху и комарьё!.. Даже в уши лезут, в рот! Но к вечеру всё ж надёргали целую корзину ягод, а по дороге нахватали еще лисичек, подберезовиков и прекрасный белый гриб!

Поезд ждали опять под дождем. Испарение от сырого леса, набухшая водой, клонящаяся к земле трава, негромкие, словно растворяющиеся во влаге, слова ягодников…

А в вагончике узкоколейки – всего несколько человек, в автобусе – тоже. Тепло, уютно. Корзина с черникой – на коленях у Платона, с влажными и яркими грибами – на моих…

Вот это!.. и только это! – истинное.

Дети подрастают, – дочке девять, сыну шесть, – и что-то меняется в их характерах, но в основном…

Дочка энергична, любопытна, опрометчива, упряма. Если накажешь, то на какое-то время сдается, отступает, но тут же начинает искать: чем бы отомстить?

А сын мягок, рассудителен, довольно легко идет на компромиссы, осторожен и если дочка подсовывает руку под ремень, защищая брата, то он такого не сделает. Семь лет будет ему в октябре, но он уже – первоклассник. Когда вела в школу, был напряжен, молчалив и, не отдавая портфель, не отпускал руки… Кстати, любит ходить вот так, за ручку, – не то, что дочка, которая норовила оторваться ещё в два годика.

Еще раз перепечатала дневниковые записки и подумалось: теперь всё хорошо!

А когда стала вчитываться – опять: ну, как же пропустила вот это!.. как же не обратила внимания на то!.. как же… как же? И поняла: надо снова «перемонтировать», – «узор жизни» не прорисован, нет «стержня», вокруг которого всё намоталось бы, как при монтаже фильмов, а поэтому нет упругости, напряжения и написанное не притягивает.

Когда-то вписала в блокнот вот такие слова моего любимого Александра Блока:

«Пока не найдешь действительной связи между временным и вневременным, до тех пор не станешь писателем не только понятным, но и кому-либо, и на что-либо, кроме баловства, нужным».

Но как?.. как искать и найти ту самую «связь», чтобы написанное оказалось кому-то нужным?

(Через три месяца)

И в третий раз перепечатала то, к чему постоянно возвращаюсь вот уже два года: работа на телевидении, увлечения, влюблённости, разочарования… А назову эту, следующую главу своей жизни так: «Шарики колдовские». И в ней теперь всё так, как нужно… но знаю, что когда через год перечитаю, то снова начнётся: «ну, как же пропустила вот это!.. как же не обратила внимания на то!.. как же… как же?»

И снова – у Блока: «Забудь о временном и пошлом, и в песнях свято лги о прошлом». Ну да, ведь то, далекое, – как бы ни хотела обмануть время! – было всё же другим, а я изменила его и теперь оно словно расщепилось, окрасилось иными красками, как преломлённый линзою луч света.

Но всё же осталось, осталось моим.

1961—1962

Ровно месяц, как я – помощник режиссера на телевидении. Работа интересная, но иногда делать часами нечего, и я хожу за главным режиссером с просьбой дать хоть какое-либо занятие, а он обычно смотрит на меня, улыбаясь, и пожимает плечами. А сегодня сама начала сортировать по темам фотографии из «Новостей», которые накопились за год.