Сергей Гродзенский - Воспоминания об Александре Солженицыне и Варламе Шаламове

«У нас ведь как водится? – продолжал Исаич. – Если ученый просиживает допоздна в лаборатории, ставит эксперименты, ломает голову над полученными результатами, то какой же он ученый?! Вот когда он появляется в президиуме или избирается председателем спортивной федерации – тогда другое дело! Всем сразу ясно, что он воистину ученый» 29. Говорилось это весело и не обидно по отношению к физику, которого так неуместно, по мнению Солженицына, «обозвали гением».

Затем серьезно сказал: «Эварист Галуа – вот пример подлинного гения. Занимался немного политикой, немного любовью, немного математикой. Накануне дуэли, на которой погиб, оставил другу свои математические заметки. Крупнейшие математики того времени ничего в них не поняли, и только спустя много десятилетий следующие поколения ученых смогли в них разобраться. Это стало основой теории конечных полей» 30.

Не дав ему закончить мысль, я начал рассказывать о прочитанной незадолго перед тем книге Леопольда Инфельда «Эварист Галуа. Избранник богов». На это Исаич с ласковой насмешкой, намекая на меня, сказал, что пройдут годы и на нашей школе появится мемориальная доска в честь одного из выпускников 1961 года. В музей истории школы поместят классный журнал десятого «А», предварительно подчистив оценки, недостойные гения… «Много вам придется подчищать, Александр Исаевич!» – в том же тоне откликнулся я.

Ранним июньским утром завершился выпускной бал. В тот момент нам и в голову не могло прийти, что настанут долгие годы, которые мы потом назовем застойными. Что каждый из нас, независимо от его членства в КПСС и занимаемой должности, будет готов защищать своего учителя, ни на грош не веря наветам на Солженицына современных Булгариных и Гречей.

Теперь на фронтоне старинного здания гимназии имени И. П. Павлова есть мемориальная доска, напоминающая, что здесь когда-то работал великий писатель и гражданин. А в моей памяти встает образ не пророка, писавшего «Как нам обустроить Россию» и, кажется, знающего, как обустроить весь мир, а 40-летнего наставника, обладавшего огромным педагогическим талантом, учиться у которого было подлинным счастьем.

…А все-таки жаль, что А. И. Солженицын не осуществил свой замысел – написать повесть «Один день одного учителя» 31. Может быть, получилось бы не хуже «Одного дня Ивана Денисовича».

То не диво, когда подпольщики бывают революционеры. Диво – когда писатели.

А. Солженицын.

Бодался теленок с дубом

Настоящие воспоминания относятся к периоду, о котором писатель говорит в пятом дополнении к очеркам «Бодался теленок с дубом»: «При казалось бы “широком” (потом все у ' же) сочувствии ко мне общества – нас, работающих в самой сердцевине, было всегда менее десятка, в центре координации – Люша Чуковская. А работы было изнурительно много, и все с прятками: не всегда повези, не везде оставь, не по всякому телефону звони, не под всяким потолком говори, и напечатанное не хранить, и копирку сжигать, а переписка только с оказиями, по почте нельзя» [43].

«Переписка только с оказиями…» Вот роль одной из «оказий» по трассе Москва – Рязань я и исполнял. Материал, который необходимо передать, приносила к поезду Елена Цезаревна Чуковская (Люша). При первой встрече мы условились, что когда Александру Исаевичу потребуется моя помощь, мне позвонят «от Миши».

В моей семье этот псевдоним с Солженицыным связан накрепко, и спустя годы, когда в октябре 1970-го появилось сообщение о присуждении ему Нобелевской премии, отец сообщал мне в письме: «Насчет Миши ты уже знаешь?! Интересно, как поведет себя он и что теперь скажет его начальство?»

На этих страницах я частенько привожу факты из собственной биографии. Думается, это неизбежно в воспоминаниях. Как заметил в аналогичной ситуации Борис Пастернак: «Я не пишу своей биографии. Я к ней обращаюсь, когда того требует чужая». Понимаю слова генерала Петра Григоренко, описывающего поездку к А. И. Солженицыну: «Не торопясь ели, и лилась беседа. О чем? Теперь трудно все вспомнить, да, может, и не надо, поскольку два собеседника по прошествии нескольких лет одну и ту же беседу вспоминают по-разному. Беседу с Великим человеком всегда запоминают в выгодном для себя свете» [22].

Я на память не жалуюсь и за точность воспроизведения фактов и диалогов ручаюсь. Тем более, что, в отличие от очерка «Исаич», где речь идет о будничных отношениях ученика с одним из учителей, в «Мише» описываются эпизодические встречи с очень известным человеком, которые, естественно, врезываются в память.

То, что мой школьный учитель – писатель, я узнал 19 ноября 1962 года. Как сейчас помню, я – студент второго курса Рязанского радиотехнического института – пришел домой, озабоченный предстоящей экзаменационной сессией. Едва переступил порог, отец спрашивает:

– У тебя в школе, кажется, был учитель по фамилии Солженицын?

– Да, физик – отвечаю с удивлением, поскольку родитель никогда не проявлял особого интереса к моим учебным делам, а школьная тема и подавно уже более года как была исчерпана.

– Смотри-ка, он, оказывается, великий писатель – говорит отец, протягивая мне свежий номер «Известий».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.