Сергей Гродзенский - Воспоминания об Александре Солженицыне и Варламе Шаламове

Проявлялась ли тогда религиозность Солженицына? Явно – нет. Но к религии он относился с уважением. Говаривал, что люди слишком мало знают о себе, чтобы клеймить Бога. «Как родился – не помню, когда умру – не знаю», – не раз и по разным поводам повторял он. Как-то на его уроке делалось объявление о предстоящей антирелигиозной беседе. Реплики об обязательности посещения мероприятия комсомольцами Александр Исаевич резко прервал: «Продолжаем урок. Объявления делаются не для того, чтобы их обсуждать».

В ту пору приобрел известность в Рязани и пропагандировался поступок священника (запомнилось, что в миру его фамилия Теплоухов), отказавшегося от сана и подвизавшегося в обществе «Знание» с лекциями по атеизму. Провел он и у нас в школе лекцию «Почему я ушел из церкви». Объявление об этом мероприятии было сделано на уроке физики. Услышав тему, я начал ерничать: «Батюшка, лекции читая, “Отче наш” не позабыл?» Не удостаивая меня вниманием, наша классная продолжала призывать к обеспечению стопроцентной явки. Я, услышав, что лектор весьма эрудирован, продолжал веселить класс: «Еще бы! Кто б иначе стал слушать его проповеди?» При этом нельзя было не заметить, что Александр Исаевич моим выходкам одобрительно улыбался.

Одобрительно встретил он и мое демонстративное поздравление в субботу накануне Пасхи: «Александр Исаевич! С праздником светлого Христова Воскресения!» – и мой нарочито громкий отказ от общественного поручения в тот день: «Сегодня никак не могу. Некогда. Надо успеть в церковь куличи освятить».

Зная о моем увлечении шахматами, Александр Исаевич иногда заговаривал о них. Вспоминая о годах юности, рассказывал, что было время, когда и сам ими увлекался, участвуя в турнирах, получил третью категорию. Позднее он разочаровался в «игре королей», считая, что она вынуждает человека тратить много энергии вхолостую.

При мне же Исаич не раз высказывался в том смысле, что наши шахматные успехи потому и афишируются, чтобы прикрыть отставание в иных, более важных областях. Помнится, между нами состоялся такой диалог:

– Все-таки, Сережа, шахматы напрасно отнесены к спорту.

– Почему?!

– Да потому, что спорт предполагает физическое развитие человека. А если шахматы – спорт, то почему бы не причислить к спорту домино, карточную игру и еще бог знает что?

– Александр Исаевич, давайте договоримся о терминах. По-моему, спортивное состязание – это соревнование, участники которого находятся в равных условиях, и успех не зависит от случайности. Потому-то шахматы – спорт, а домино и карты – нет 18.

– Все же спорт обязательно предполагает физическое соревнование.

– Что же тогда, по-вашему, шахматы? Игра, средство убить время?

– Наверное, шахматы ближе к науке. Есть же учебники шахматной игры, да и успех в них во многом зависит от того, насколько добросовестно проштудированы пособия и руководства.

Заметно было, что среди именитых шахматистов симпатии у Александра Исаевича вызывали те, кто совмещал игру с достижениями в других интеллектуальных областях. Так, он с уважением отзывался о многолетнем чемпионе мира Эмануиле Ласкере, бывшем доктором философии и математики. При этом не скрывал, что не любит доктора наук Михаила Ботвинника за его, как ему казалось, слишком практичный стиль игры, и всю жизнь «болел против» него.

Во время матчей на мировое первенство между шахматистом-ученым М. Ботвинником и шахматистом-профессионалом М. Талем Солженицын желал успеха молодому рижанину. Первые поражения Таля в матче-реванше повергли Александра Исаевича в уныние. «Ну как же так, какая досада!» – восклицал он со скорбным выражением лица. Когда же матч-реванш завершился, сделал вывод, что результат противоестественен и вызван болезненным состоянием М. Таля.

В школе существовал порядок – в начале первого урока преподаватель несколько минут должен посвятить текущей политинформации. Когда школьный день начинался с физики, беседа была предельно краткой – несколько фраз о важнейших событиях. Как-то, когда политинформация закончилась и Александр Исаевич устремился к доске, я позволил себе реплику с места:

– А спортивные новости?!

Исаич только буркнул:

– Хватит. Им еще спортивные новости!

И тут же, начав писать на доске физическую формулу, бросил взгляд в мою сторону и продолжил:

– Я слышал, что проходит чемпионат школы по шахматам, в котором Гродзенский, втайне конечно, претендует на первое место. Вот когда турнир закончится, обязательно на политинформации оглашу его итоги.

Я почувствовал, что краснею, класс развеселился, но Исаич умел обуздывать веселье, направляя энергию учеников в нужное русло. А чемпионат школы мы действительно тогда проводили. За отсутствием специального помещения игра проходила в свободном классе. Бывало, занимали шахматисты и физический кабинет. Помню, Александр Исаевич задержался возле одной из досок. Обратив внимание на первые ходы, произнес:

– Сицилианская защита.

– Вы и это знаете? – осведомился я.

– Когда-то немного знал теорию дебютов. Теперь помню лишь названия нескольких начал, – ответил Солженицын.

Он назвал дебюты, которые предпочитал в пору увлечения шахматами, но, честно скажу, я пропустил это мимо ушей: шахматные вкусы бывшего третьекатегорника меня не особо интересовали. …Вдруг один из участников турнира порывисто встал из-за стола и, ни на кого не глядя, вышел.

– Что, проиграл Валерий? – послышался голос сидевшего в дальнем углу и, казалось, поглощенного своими делами Александра Исаевича. Встретив мой кивок, прокомментировал:

– Я так и понял. Для шахмат он слишком разболтан.

Услышав, что какой-то турнир проводится по швейцарской системе, поинтересовался, в чем ее суть, так как до этого знал только круговую («каждый с каждым») и олимпийскую («проигравший выбывает»). Когда я объяснил существо «швейцарки», он назвал ее «методом последовательных приближений при определении относительной силы шахматиста» 19.

Все же занятий шахматами он не одобрял. На одном из уроков после моего не слишком удачного ответа с грустью заметил: «Сказываются шахматные неудачи». В тот день местная газета сообщила итоги юношеского чемпионата Рязани, в котором я сыграл плохо. А в конце последнего учебного года, увидев в газете мое имя среди участников юношеского первенства области, Александр Исаевич с укоризной заметил: «Ты, наверно, все лето будешь играть в шахматы, а потом опозоришь школу на вступительных экзаменах в институт».

Тем не менее и я, и почти все другие ученики А. И. Солженицына нашего выпуска на вступительных экзаменах по физике получили «пятерки». Встретившись со мной, Александр Исаевич подробно расспрашивал меня о том, как проходил экзамен, радовался успехам своих учеников.